Джон Рёскин - Этика пыли

Около 1839 года двадцатилетний студент Оксфордского университета Джон Рёскин написал и опубликовал несколько памфлетов о главном геолого-палеонтолого-теологическом споре своего времени. Рёскин много занимался естественными науками под руководством тьюторов: преподобных Уильяма Лукаса Брауна и Осборна Гордона, а также более молодого Генри Лидделла, в будущем – отца той самой Алисы, что путешествовала в Страну чудес и Зазеркалье. Но главным учителем Рёскина был геолог и теолог Уильям Бакленд; благодаря ему Джон стал профессионально разбираться в камнях и геологических пластах. В богословии он к тому времени уже хорошо разбирался – благодаря прежде всего матери, Маргарет; эта благочестивая шотландская протестантка заставляла маленького сына читать и перечитывать Библию – и Рёскин выучил Писание наизусть. Увлечение геологией не очень нравилось отцу Джона, зажиточному виноторговцу Джону Джеймсу Рёскину, который видел будущее единственного сына в англиканской церкви; Джон Джеймс даже мысленно примерял на Джона торжественное одеяние архиепископа Кентерберийского. Для церковной карьеры надо знать теологию – это верно, но плюс к тому хорошо бы в совершенстве владеть классическими языками, читать древних и средневековых авторов, четко осознавать принадлежность к высшей части среднего класса и – что очень важно – заводить побольше знакомств с молодыми людьми благородного происхождения, которыми был набит Оксфорд. Нет, скажем по-другому: для которых тогда Оксфорд на самом деле и существовал. Джон не очень следовал рекомендациям и желаниям отца; впрочем, особого давления на него, слава Богу, не оказывали; в конце концов, утешал себя почтенный просвещенный виноторговец, пусть сын станет если не епископом, так поэтом. Здесь достижения уже были – и немалые: Джон Рёскин сочинял стихи с младых ногтей, а в Оксфорде даже получил самую главную университетскую поэтическую Ньюдигейтскую премию; на торжественной церемонии присутствовал сам Вордсворт, с которым молодому лауреату удалось познакомиться. Похоже на чтение стихов Пушкиным Державину в Царском Селе – но только на первый взгляд. На самом деле совсем не похоже, если мы посмотрим на то, что случилось дальше.

А случилось вот что: наступило Новое время, и Рёскин был одним из тех людей, которые это время в Британии создали. В этом времени геология была не менее важна, нежели поэзия, а искусство – нежели теология. Еще в этом времени присутствовали социальные науки, экономика, педагогика, этика, политика. Все вышеперечисленное, оставаясь дискретным, составляло удивительную композицию, определенный тип мировоззрения, характерный для небольшого количества европейцев середины – второй половины XIX века. Рёскин задал им темы и язык разговора на эти темы, сама его жизнь стала примером для них; а уже в следующем, двадцатом столетии его труды способствовали появлению столь разных и столь мощных умов, как Пруст, Махатма Ганди и некоторые другие.

Впрочем, нас заждались в Оксфорде 1839 года, а мы уже убежали в Британскую Южную Африку 1908-го, где молодой Ганди переводит на свой родной гуджаратский язык политэкономическое эссе Рёскина Unto This Last, ставя в заглавие слово Sarvodaya , то самое, что позже превратится в одно из главных понятий его собственного учения – и название общественного движения в постколониальной Индии. Итак, в Оксфорде Рёскину было не очень по душе: и из-за наставлений родителей, которые к тому же старались держать его на коротком поводке (впрочем, надо сказать, что Джон не сильно сопротивлялся), и из-за полной чужести всей обстановки – разгульная жизнь высокородных сокорытников отвлекала его от занятий, в частности геологией. В этих занятиях ключевой фигурой и был Бакленд, прославившийся к тому времени книгой «Геология и минералогия в отношении к естественной истории», описанием первого из обнаруженных в земле динозавров (он назвал чудище «мегалозавром»), а также изобретением забавного термина «копролит». Позже он станет деканом Вестминстерского аббатства, доказав тем самым тесную связь между Богом и древними окаменелостями. Пока же Бакленд переживал не самые лучшие времена: он вступил в конфликт с более традиционными оксфордскими теологами, что грозило его преподавательской карьере. Его коллега (и оппонент) сэр Чарльз Лайелл из-за своих геологических теорий был даже вынужден покинуть пост профессора в лондонском Кингс-колледже. Молодой Джон Рёскин понимал, в какой непростой игре он принимает участие. Чему же Бакленд учил Рёскина?

Игнорировать Библию в Оксфорде 1839 года было столь же нелепо, как и не обращать внимания на находки последних сорока лет. Ситуацию усложняла еще одна проблема – вопрос о животных, обитавших в Раю. На самом деле: если мы находим останки каких-нибудь мегалозавров, которые вымерли сотни тысяч, если не миллионы лет назад, то естественно предположить, что они жили до Грехопадения, точнее до Потопа, то есть в Раю. Получается, там же они и умерли, что противоречит Библии, где говорится: в Эдеме никто никогда не испытывал голода или жажды, боли, страдания, никто не умирал. Собственно, в конце 1830-х попытки совместить науку с теологией сосредоточились именно на этой проблеме. Бакленд утверждал: все найденные им и не им древние животные действительно жили в Раю , но они не умирали сами (соответственно, ни болезней, ни страданий не испытывали), а просто поедали друг друга. «Быть съеденным» не значит «умереть» – утверждал будущий вестминстерский декан. Когда Джон Рёскин поделился оригинальной концепцией своего учителя с матерью, та написала ему: «Вопрос, конечно, головоломный – слава Богу, что ни наше благосостояние, ни наше счастье не зависят от его разрешения. Что касается Доктора и его соратников, думаю, было бы мудрым оставить Библию в покое до тех пор, пока они не приобретут более достоверных знаний по этому предмету» [33]. Маргарет Рёскин недооценила упрямство и энтузиазм сына; тот ввязался в дискуссию и высказал свою точку зрения по главному вопросу современности.

Эта точка зрения исключительно интересная – жаль, что Борхес (увы, мы опять на мгновение вернулись к нему) не обратил на нее внимания. Помимо того, что из этого пункта можно вывести всю дальнейшую философию Рёскина – искусствоведа, социолога, политэконома и моралиста, само по себе рассуждение двадцатилетнего студента гораздо тоньше многостраничных доводов его учителя. Вкратце гипотеза юного Рёскина такова: мировой обмен веществ держится на том, что животные зависят от продуктов разложения жизни растений, а растения – от продуктов разложения жизни животных. Оттого, утверждал двадцатилетний студент, мы можем одновременно говорить о жизни и смерти, росте и разрушении. Тот же самый закон можно приложить и к Эдему, в котором растения были обречены стать кормом для плоти, а плоть – удобрением для роста растений. Разрушение в самой природе этого кругооборота. Иными словами, Рёскин считал, что смерть действительно была в Раю – но только как универсальное условие жизни .