Юрий Штридтер - Плутовской роман в России. К истории русского романа до Гоголя

Насколько собрания не придерживаются оригинала рыцарских историй или восточных сказок, обращаясь более к русскому устному народному творчеству, настолько наряду со сказкой существенную роль играет шванк. Типичный пример этого рода – напечатанный в 1789–1790 гг. «Старичок Весельчак» [687]. Маленькая книжка (в своём первом и самом полном издании включающая 70 страниц) была очень популярна среди простых читателей. После 1790 г. последовал целый ряд дальнейших изданий, продолжавшихся и в XIX в., так что Пыпин обоснованно говорит в своём «Очерке» 1857 г., что «вплоть до настоящего времени книжка часто перепечатывалась» [688]. И ещё в 1928 г. А. И. Никифоров установил в ходе своих этнографических исследований, что некий крестьянин с русского Севера, знавший особенно много народных сказок, сам имел экземпляр «Старичка» [689].

Собрание состоит из одних только отдельных рассказов на манер шванка, написанных типичной для устного народного творчества прозой, склонной к ассонансу и рифме и даже прямо непритязательными стихами по образцу старых «виршей». Почти все эпизоды – это плутовские проделки, большей частью хитрых женщин, а также воров, мошенников, пройдох и др. Следовательно, выбор тем и оформление указывают на старую, рукописную традицию «фацеций» или «żarty» (шуток. – Польск., прим. пер), которая затем к концу XVIII в. и в XIX вв. продолжала жить в «лубке». Типичный пример этого рода, например, уже неоднократно упоминавшаяся, названная также в «Пригожей поварихе» Чулкова история о хитрой купчихе и приказчике, которая в «Старичке» снова появляется как № 15 под названием «О лукавой жене и приказчике». Типичную для «Старичка» связь старых, заимствованных через Польшу «żarty» с собственной русской сатирой метко характеризует название старейшего известного издания «Старичка» 1789 г.: «Старичок Весельчак, рассказывающий давния Московския были и Польския диковинки», в то время как названия новых изданий, опустившие дополнение «…и польския диковинки», дают более одностороннюю и менее правильную картину.

С точки зрения как выбора материала, так и стиля, «Старичок» – характерный пример того, что распространявшаяся ранее рукописная народная литература в стиле шванка появляется как раз в последние десятилетия XVIII в. не только в иллюстрированных изданиях «лубка», но и в «официальных» изданиях и её значение возрастает (подобно появившимся в то же время историям Бовы или Еруслана). Тем самым усиливается шванковый, а также специфически плутовской элемент в этой литературе, предназначенной для широкой и обычной читательской аудитории. Вот только это происходит большей частью не в результате уподобления литературному образцу плутовского романа, а, наоборот, посредством возвращения к более старой и более примитивной форме простого собрания шванков.

Но есть и собрание, которое своим плутовским обрамляющим повествованием, тем, что применяет форму первого лица, продолжает направление, введённое Чулковым и находящееся под влиянием плутовского романа. Это напечатанная в 17851786 гг. книга И. Новикова «Похождения Ивана Гостинаго сына, и другая повести и сказки» [690]. Наибольшую известность эта книга, сохранившаяся только в немногих экземплярах и поэтому уже давно зарегистрированная как дорогая библиофильская редкость [691], снискала благодаря включенному в 1-ю часть рассказу «Новгородских девушек святочный вечер». Ведь эта история – ничто иное, как обработка старой повести о хитром охотнике за приданым Фроле Скобееве. А так как рукописная редакция «Фрола» была напечатана в журнале только в 1853 г., то текст Новикова – самое старое и единственное печатное из имеющихся изданий этого рассказа, столь характерного для оригинальной русской рукописной литературы [692]. Интересно, что структура действия изменена лишь немного (подробнее сообщается только о «предыстории», чтобы обстоятельнее охарактеризовать главное действующее лицо и сделать понятнее его поведение), зато с самого начала изменяются не только (исторические) имена, но также и весь характер изображения. На место немногословности и деловитости, характерных для стиля старого «Фрола», приходит теперь гораздо более широкое описание, с размышлениями и комментариями автора и с «литературными» приукрашиваниями. Сохраняется, например, переодевание Фрола девушкой, благодаря которому он проникает в спальню предмета своих ухаживаний. Но в то время как рукописный текст констатировал только: «И Фрол, не взирая ни на какой себе страх и ростлил ея девство», у Новикова отсюда возникает обстоятельное описание «нежности их сердец», «колебания между любовью и стыдом», противления и краски стыда, рассуждения о действиях «змия», стреле «крылатого мальчика» и т. д. [693]

Также и для большинства других повестей из собрания Новикова можно найти оригиналы или, по меньшей мере, соответствия из старой рукописной литературы, например, «Фацетий» [694], а также они большей частью «литераризируются одинаковым образом. Но, как бы ни был примитивен стиль Новикова, его собрание всё же отличается склонность к описанию русской жизни. Это обращает на себя внимание в сравнении с другими собраниями такого характера, особенно из жизни купечества. И бросается в глаза также близость к плутовскому роману, в выборе как сюжета, так и композиционной техники. Книга содержит целый ряд плутовских исповедей от первого лица, первая из которых служит рамкой всей книге и даёт ей название.

Она начинается с того, что под защитой монастырской стены мошенник и разбойник в разговоре с самим собой жалуется на скудость своих доходов и замышляет кражу со взломом в монастыре. Это слышит один из монахов и просит привести разбойника в свою келью. Он угощает его, расспрашивает своего гостя и в качестве морального примера историю рассказывает ему своей жизни. Он, которого в миру звали Иваном, сын московского купца. Избалованный своими родителями, развращенный домашним учителем, семинаристом, он обкрадывает отца, проматывает после смерти родителей наследство, затем исправляется под влиянием своей супруги, которая, однако, умирает вскоре после свадьбы. Вслед за тем он начинает заливать горе вином, заводит у себя мошеннический притон и становится «атаманом» разбойничьей банды, творящей в Москве свои бесчинства. Выдав полиции другую банду разбойников, он присваивает их богатые сокровища, с которыми отходит от дел и становится «порядочным человеком», особенно после того, как в аллегорическом сне ему указывают на бренность всех земных наслаждений. Наконец, он даже уходит в монастырь и обретает здесь подлинное счастье, приобщиться к которому призывает и разбойника.

Вслед за тем свою историю рассказывает ему разбойник. Он тоже москвич, сын пономаря и дочери купца. Его отец создал школу, которую позже перенял смышленый сын, которая под его руководством пришла в упадок, за что отец избил его. Из мести он поджигает избушку отца и убегает в лес. Там он оказывается среди разбойников, становится другом их великодушного атамана и учителем его дочери. Когда разбойников арестовывают, он с дочерью атамана убегает в Москву, где они вступают в брак. Но пожар уничтожает их дом, его жена умирает, и он, точно так же, как и его собеседник, становится сначала пьяницей, потом мошенником и, наконец, разбойником. Позже он женится второй раз, но через три года умирает и эта жена, оставляя его с тремя детьми от первого и пятью от второго брака.