Жак Р. Пауэлс - США во Второй мировой войне. Мифы и реальность

Так возник «Маркет гарден» – впечатляющая попытка англо-американских войск в сентябре 1944 года пересечь крупные реки Нидерландов, в том числе Рейн у Арнема на границе с Германией, с помощью воздушно-десантных войск (Маркет) и одновременного быстрого сухопутного наступления (Гарден). Целью этой операции было открыть путь к германскому промышленному сердцу, Рурской области, и, следовательно, к Берлину. Маркет Гарден вдохновил Голливуд на создание суперблокбастера «Слишком далекий мост». С тоже весьма важной кассовой точки зрения фильм был невероятно успешным, но осенью 1944 года амбициозная операция в голландских низменностях в реальности закончилась полным провалом. Так растворилась недолго жившая мечта о скорейшем окончательном наступлении в Западной Европе в 1944 году.

В то же время на Восточном фронте Красная армия не почила на лаврах. 22 июня 1944 года, вскоре после высадки союзников в Нормандии, Советы начали наступление под кодовым названием «Багратион», которое препятствовало переброске германских войск с востока в сторону британско-американских войск во Франции; Сам генерал Эйзенхауэр позднее признавал, что это было необходимым условием для успеха операции «Оверлорд». И снова вермахт был смят Красной армией, и Советы продвинулись более чем на 600 километров из глубины России до пригородов польской столицы Варшавы, до Румынии и Болгарии и к границам Венгрии и Югославии 199.

Для того чтобы удержать Советы от действий в одностороннем порядке в странах, которые они освобождали или скоро должны были освободить, то есть сделать то, что западные союзники уже сделали в Италии, Черчилль взял на себя труд посетить Сталина в Москве осенью 1944 года. С согласия Рузвельта он предложил советскому лидеру заключить сделку об урегулировании соответствующей степени влияния Советов и западных союзников в каждой освобожденной стране на Балканах. Западные союзники, и прежде всего англичане, которые считали, что у них есть особые интересы в этой части Европы, имели все основания быть довольными. Ибо Сталин на самом деле был согласен на сделку, которая должна была быть официально утверждена в октябре 1944 года. Англо-американцы, действительно, должны были позволить СССР большое влияние в Румынии, Болгарии и Венгрии, но Великобритания получала 50 процентов влияния в Югославии и не менее чем 90 процентов влияния в Греции. Что думали люди этих стран о таком урегулировании, не играло никакой роли ни для Сталина, о котором говорят, что он был диктатором, ни для Черчилля, якобы одного из величайших демократов ХХ века. Впоследствии Рузвельт также дал свое благословение этому соглашению. В любом случае многие вопросы оставались открытыми для будущего, потому что несмотря на крайне точные проценты было совершенно непонятно, как эта сделка впоследствии будет воплощена на практике 200.

В Греции, ключевой страной в Средиземном море, где Черчилль планировал сделать Великобританию после войны «ведущей державой», британцы намеревались действовать так же, как они сделали в Италии, только гораздо более безжалостно. Греческое антифашистское движение сопротивления пользовалось широкой народной поддержкой, но было слишком левым, не по вкусу в Лондоне, и поэтому британские освободители расчистили от него дорогу авторитарному правому режиму с участием множества бывших коллаборационистов и фашистских элементов, говоря иными словами, для греческой версии Бадольо. Сталин вряд ли был доволен тем, что коммунисты стали главной мишенью репрессий в только что освобожденной британцами Греции, но он мало что мог сделать, чтобы помочь своим греческим товарищам. С другой стороны, Сталин, несомненно, в то время чувствовал себя свободным для того, чтобы продвигать советские интересы все более энергично в странах, освобожденных Красной армией, которые в силу этого находились в сфере советского влияния. Несмотря на это в то время Сталин действовал с большой осторожностью в этих странах; и лишь позже к власти там придут коммунистические силы 201.

В конце лета 1944 года наступила очередь освобождения Франции и Бельгии. Американцы и их британские партнеы получили возможность решать, какая из политических и социально-экономических систем будет установлена в этих странах. Их внимание было сосредоточено, естественно, на Франции, стране, которая лишь пару десятков лет была державой того же калибра, что и США, и Великобритания. Во Франции, однако, ситуация была чрезвычайно сложной. В Виши маршал Петен возглавлял коллаборационистский режим, который культивировал консервативные традиции Ancien-Regime France, иными словами, традиции Франции до Великой революции 1789, и который считал себя и был, по мнению многих французов, законным правительством страны. В Лондоне, однако, поддерживали Шарля де Голль, также консервативного деятеля, выступавшего как против Виши, так и против немцев, красноречиво обещавшего в передачах Би-Би-Си на французском языке возрождение Франции, которое должно было стать реальностью под его авторитарным руководством. В самой оккупированной Франции действовали разнообразные группы Сопротивления. Фронт Сопротивления, широкое движение, в котором коммунисты играли важную роль, хотя они и не контролировали руководство, был настроен решительно, что после войны стрелки часов не будут просто переведены вспять к 1939 году; в отличие как от Петена, так и от де Голля, рядовые члены, а также руководители сопротивления мечтали о более или менее радикальных социальных и экономических реформах, которые в конечном итоге были сформулированы в «Хартии Сопротивления» от марта 1944 года («Хартия» призывает к «введению подлинной экономической и социальной демократии, включая экспроприацию крупных экономических и финансовых организаций» и «социализацию [возвращение народу] [самых важных] средств производства, таких, как источники энергии и полезные ископаемые, а также страховых компаний и крупных банков» 202. Практически все члены Сопротивления презирали Петена, и многие из них считали де Голля не только политически слишком авторитарным, но и социально слишком консервативным. Личность де Голля, безусловно, не доминировала в Сопротивлении, как многие начали считать после войны, и в самой Франции голлисты оставались меньшинством в течение войны. «Хотя точных цифр не существует, – пишет Колко, – в самой Франции группы Сопротивления, которые были бы голлистскими по идеологии, всегда были незначительным меньшинством, [а] во многих ключевых частях Франции они вряд ли вообще существовали» 203.

Несмотря на это де Голль пользовался значительным влиянием в Сопротивлении в основном из-за его контактов в Великобритании, которая контролировала поставки оружия патриотам Франции. Черчилль надеялся манипулировать де Голлем в своих целях: не только устранить коммунистическое влияние в самой Франции, но и интегрировать Францию в послевоенный блок стран Западной Европы под руководством Великобритании, который мог бы противопоставить себя Соединенным Штатам и СССР, двум странам, чье появление в качестве сверхдержав Черчилль предвидел и боялся 204. Что касается американских лидеров, включая президента Рузвельта, то у них было мало предчувствий и еще меньше понимания французской запутанной ситуации. Им казалось непонятным, почему французские патриоты, очевидно, мечтают о большем, чем просто вывод немцев со своей территории и возвращении политического, социального и экономического статуса-кво. Американские власти были обеспокоены не меньше Черчилля радикальными тенденциями в целом и влиянием коммунистов в частности внутри Сопротивления и относительно радикальными социально-экономическими планами этого движения на будущее. Такие планы пользовались широкой поддержкой внутри самой Франции, но они не подходили консервативному видению освободителей. Администрация Рузвельта на самом деле предпочитала коллаборанта Петена Сопротивлению, которое оказалось настолько лево-ориентированным, а также де Голлю, который воспринимался как шовинист-француз, недостаточно послушный Лондону и Вашингтону. В Белом доме последнего считался почти невыносимым, и не без причины он также рассматривался в качестве потенциальной марионетки Черчилля, который намеревался способствовать британским, а не американским интересам в послевоенной Франции 205.