Жак Р. Пауэлс - США во Второй мировой войне. Мифы и реальность

Последовательное судебное преследование немецких фирм, таких, как IG Farben, могло быпривести к их конфискации и национализации, как это произошло во Франции с автопроизводителем Renault, который сотрудничал с нацистами, а в этом случае американским головным или партнерским фирмам, возможно, был бы нанесен серьезный ушерб 413. Как заявил «банкир Гитлера» Шахт американскому офицеру во время допроса в ходе Нюрнбергского процесса, «если вы хотите отдать под суд всех немецких промышленников, которые помогли [Гитлеру], вам необходимо будет отдать под суд и ваших собственных промышленников» 414.

Крупные американские корпорации с немецкими связями принадлежали к коорпоративной элите, которая смогла за время войны умножить свое богатство, влияние и власть. После войны эта элита обладала чрезмерным влиянием на то, как американские власти обращались с потерпевшей поражение Германией. Американские оккупационные власти в самой Германии включали многих влиятельных представителей таких фирм, как GM и ITT. Согласно Каролин Вудс Айзенберг, многие из этих людей «[были назначены] из-за своего личного опыта отношений с немецкими фирмами или же потому, что их собственные фирмы уже вели бизнес в Германии до войны. Так что это включало людей… из General Motors… и [филиала ITT — примеч. автора. ] АТТ. Директор [Уильям Дрейпер, друг Томаса Уотсона из IBM — примеч. автора. ]… был из фирмы Dillon, Read & Company, крупного финансового института, который вложил значительные инвестиции в Германии в начале 1920-х годов… Многие из этих людей имели личные связи с той или иной крупной немецкой фирмой…» 415

Американские корпорации, таким образом, предотвратили не только разоблачение их собственной сомнительной деятельности военного времени в Германии, но также и какие бы то ни было серьезные трудности для своих немецких дочерних фирм и партнеров. Небольшое число нацистов, таких, как Заукель, работорговец, который поставлял немецкой промышленности во время войны массы иностранных подневольных рабочих, закончило свою жизнь на виселице – вполне заслуженно. Однако руководители немецких фирм и американских заводов в Германии, которые использовали принудительный труд, едва ли испытали хоть малейшие неудобства 416. В Японии американцы поступили после войны аналогичным образом.

Какое-то число военных преступников получили заслуженное наказание, но к слишком многим из числа милитаристской «крупной рыбы» отношение было чересчур снисходительное, прежде всего к императору Хирохито. Причина этого в том, что руководители США и их оккупационные власти в Японии испытывали большую симпатию к консервативной политической и бизнес-элите этой страны, хотя они и были ответственны за военные преступления, чем к антифашистским и демократическим элементам, которые появились после войны с прогрессивными планами для новой Японии. Первые рассматривались американцами как респектабельные и серьезные бизнесмены, с которыми «можно иметь дело» – ко взаимной выгоде – для установления прочной капиталистической системы в Японии, и как надежные государственные деятели с безупречными антикоммунистическим взглядами. Последние же казались опасными левыми революционерами и потенциальными сторонниками Москвы. В результате этого под эгидой американского проконсула в оккупированной Японии, генерала Макартура, чистки быстро были прекращены, и традиционные авторитарные структуры страны были восстановлены в кратчайшее время, хоть и «отполированы» для вида с помощью «демократического лака». Профсоюзы были нейтрализованы, а демократы и и антифашисты Японии не получили ни малейшей возможности сказать свое слово в послевоенной реконструкции своей страны.

Показательным для этой политики было то, как обращались с императором Хирохито. Японский глава государства, так называемый микадо, которого можно было считать военным преступником, не только не был отдан под суд американцами, его даже не вызвали в качестве свидетеля на процессы по делу некоторых из его ближайших советников, которые обвинялись в военных преступлениях. Обелением японского монарха, как пишет Ноам Хомский, Вашингтон дал понять, что США не позволят никаких новых демократических экспериментов в Стране восходящего солнца; они были полны решимости восстановить там традиционный консервативный порядок 417.

В европейских, а также американских газетных статьях, фильмах и исторических книгах нам, как правило, дают довольно упрощенное изображение ситуации в Европе в конце Второй мировой войны. В этой версии рисуется картина, в которой американцы больше всего стремились к тому, чтобы поскорей отправиться домой, по другую сторону Атлантики, с освобожденного континента, подобно тому, как в старых вестернах, где герой, сидя в седле с непроницаемым видом, не обращая внимания на восхищенные взгляды местных жителей, медленно выезжает из поселка, который он только что избавил от всевозможных злоумышленников. Подразумевается, что этот привлекательный сценарий не мог стать реальностью по вине гадких Советов, которые якобы непременно немедленно воспользовались бы выводом американских войск, чтобы безжалостно подчинить себе всю Западную Европу. Эта история – сказки, типичная для эпохи холодной войны. Историческая правда на самом деле очень сильно от нее отличается. Интригующая тема роли русских и американцев в Европе после мая 1945 года на самом деле выходит за рамки исследования Второй мировой войны. Тем не менее необходимо обратиться к вопросу послевоенного устройства Германии, потому что после окончания военных действий было необходимо «свести счеты» со страной, начавшей войну, и это оказалось сложной и запутанной задачей. Важные события, которые произошли между Рейном и Одером в первые месяцы и годы после мая 1945 года, события, в которых американцы и русские были так тесно вовлечены, заслуживают – и даже требуют – отображения и краткой интерпретации в рамках данного исследования. Начнем с изучения позиции Москвы.

Послевоенная политика Советов была направлена на воссоздание единого немецкого государства по той простой причине, что они могли получить гораздо больше преимуществ от такого положения вещей, чем от раздела Германии. От побежденного немецкого врага Москва в качестве одного из победителей ожидала две очень важные уступки, которые были достаточно разумными и были одобрены, по крайней мере в принципе, их американскими и британскими союзниками на Ялтинской конференции: во-первых, значительные репарационные платежи, а во-вторых, гарантии безопасности со стороны потенциально реваншистского послевоенного немецкого государства. Репарации и безопасность были чрезвычайно важны для того, чтобы СССР смог восстановить свою экономику и, в частности, для построения социалистического общества на советской земле без вмешательства извне. Строительство «социализма в одной стране» было задачей, которую Сталин всегда считал гораздо более важной, чем разжигание красных революций в других странах мира, альтернативой коммунистической стратегии, главным героем которой был соперник и враг Сталина – Троцкий. Реализация этих советских планов зависела в большой степени от существования единого германского государства, процветающего в достаточной степени для того, чтобы позволить себе огромные репарационные платежи 418. Такое немецкое государство, однако, неизбежно было бы также достаточно мощным, так что его нужно было принудить выполнять свои обязательства совместными усилиями всех союзников-победителей.