Питер Хизер - Великие завоевания варваров. Падение Рима и рождение Европы

Но главный вопрос так и остался без ответа. Что все-таки послужило причиной войны?

По сведениям одного из главных наших источников, истинная причина – всплеск захватнической деятельности, включавшей и миграцию, со стороны нескольких германских племен из Северо-Центральной Европы: «В то время как виктуалы и маркоманы производили повсюду смятение, а другие племена, теснимые с севера варварами, начинали военные действия, если их не впускали в римские пределы».

В соответствии с «великим нарративом» этот абзац, разумеется, считался доказательством того, что Маркоманская война стала первой фазой крупномасштабной миграции из германских земель, которая в конечном счете и уничтожила Римскую империю. Однако выдержка взята из «Истории Августов», свидетельства которой всегда спорны. В ней содержится немало исторических сведений, в особенности касающихся более отдаленного прошлого, II века, однако рукопись считается фальшивкой – вероятно, она была написана в Риме приблизительно в 400 году одним из сенаторов, который сознательно сделал ее похожей на источник III века. Невозможно определить, насколько можно доверять излагаемым в ней сведениям по каким-либо вопросам, поскольку нам неизвестно, что основано на подлинных данных, а что автор просто выдумал. К тому же любой писатель того времени, как мы увидим в следующей главе, прекрасно знал бы, к примеру, готских мигрантов-варваров, которые в больших количествах наводнили Европу, спасаясь «от других варваров», гуннов. Следовательно, будет вполне логично подвергнуть сомнению версию «Истории Августов» о том, что на самом деле вызвало беспокойство Марка Аврелия, и один из современных ученых не так давно высказал мнение, что представленный в книге взгляд на масштабные причины и более серьезные последствия войны не следует учитывать вовсе. В этом случае все рассуждения о IV веке лучше отложить на потом. Маркоманскую войну нельзя считать первым предвестником волны германских переселенцев, которая в конечном счете захлестнет Римскую империю. Напротив, едва закончив войну с парфянами, Марк Аврелий решил восстановить власть Рима на европейских границах, где из-за перевода войск на восток участились набеги и налеты, но ничего слишком уж необычного там не происходило. В этом свете именно жесткий отпор и подавление беспорядков со стороны императора – другими словами, агрессия Рима – воспламенили границу. Паника вынудила маркоманов и квадов начать действовать – попытаться отомстить [108].

Некоторые аспекты такой реконструкции событий вполне справедливы. Необходимо помнить о возможных хронологических ошибках, однако в любом случае страх перед агрессией со стороны Рима, несомненно, присутствовал бы в расчетах варваров. Рим считал, что всегда будет диктовать свою волю на границах, опираясь на военное превосходство, и варварские союзы – клиенты империи – вряд ли питали иллюзии относительно того, что империя назначит «справедливое» или «соответствующее проступку» наказание. Императорам надлежало проявлять суровость по отношению к варварам и их делам. Однако, невзирая на все вышеизложенное, мне не представляется убедительным предположение о том, что в 60–70-х годах II века не происходило ничего из ряда вон выходящего. Здесь очень важно не перейти от одной упрощенной точки зрения (в соответствии с которой эта война рассматривалась как начало великого противостояния германцев и Римской империи) к другой (войны не было вовсе, это обычные приграничные стычки). Даже если отбросить, возможно, не вполне верные параллели с событиями, имевшими место в IV веке, война приобрела слишком большой размах для обычного приграничного конфликта, и те ее причины, которые подлежат восстановлению, говорят о том, что в игру вступили серьезные силы.

Прежде всего: масштаб. Географическая протяженность нападений была исключительной. В самом начале 70-х годов II века начались серьезные конфликты в римских землях вдоль северной границы по Рейну, на Среднедунайской низменности и на северных и восточных границах Дакии – то есть практически по всей границе Рима с Европой. Даже самые серьезные бунты I века никогда не выходили одновременно за Рейн и пределы Среднедунайской равнины – здесь мы явно имеем дело с кризисом совершенно иного рода, нежели даже тот, который был вызван амбициями Хнодомара в IV веке (он, как мы видели в прошлой главе, коснулся только одного приграничного сектора). К тому же военные действия продолжались с перерывами целых пятнадцать лет. В IV веке приграничные конфликты, хорошо описанные в хрониках, длились не больше двух или трех, и даже поднятый Хнодомаром бунт затих через пять лет. Географии и хронологии вполне достаточно для того, чтобы сделать вывод о том, что во II столетии происходило нечто куда более серьезное.

Тяжелее всего судить о количественном аспекте этой войны. Сколько людей приняли в ней участие за эти пятнадцать лет? Конкретных сведений ничтожно мало. Единственные цифры, которые у нас есть, дает Дион, рассказывая о том, что в первом нападении на Паннонию участвовали 6 тысяч лангобардов и убиев. Если эта цифра верна, то перед нами серьезная, но отнюдь не грозная сила (особенно в сравнении с той, которая была в распоряжении алеманнов в битве при Страсбурге). Прочие данные имплицитны и/или субъективны. Численность римских войск, вовлеченных в конфликты на Среднедунайской низменности, была, несомненно, значительной; к началу контрнаступления, к примеру, Марк Аврелий набрал два новых легиона (12 тысяч человек).

Последствия войны также были довольно суровыми – не только в Италии, но и к западу от границы вдоль нижнего течения Рейна, от бельгийского побережья до Соммы, где были сровнены с землей такие города, как Тарвенна (Теруан), Багакум (Баве) и Самаробрива (Амьен). В конфликте участвовало столько маркоманов и квадов, что германцы даже сумели убить префекта и угрожать жизни императора, что, в свою очередь, указывает на крупный военный конфликт – как и тот факт, что Марк Аврелий в дальнейшем решил поставить огромный памятник самому себе в Риме в честь своей победы. Пропагандистское и хвалебное предназначение колонны не вызывает сомнений, однако более ранние колонны, к примеру императора Траяна, ставились для того, чтобы возвестить о победе в полномасштабной войне (в его случае – завоевание Дакии). Тот факт, что Марк Аврелий воздвиг подобный памятник самому себе, не став предметом осмеяния, говорит о многом. Если вы всерьез намерены уменьшить масштаб и серьезность конфликта, каждый из этих фактов можно попытаться объяснить по отдельности, но вместе они приводят нас к неизбежному выводу о том, что Маркоманская война представляла собой нечто необычное в отношениях между Римом и его варварами-соседями [109].