Питер Хизер - Великие завоевания варваров. Падение Рима и рождение Европы

Еще одна нередкая тема в исследованиях миграции – наличие активного информационного поля – также сыграла важную роль в решении искать новые земли для племени именно в империи, а не где-либо еще. Тервинги, разумеется, многое знали о своем могущественном соседе; они были клиентами Рима, сохранявшими определенную автономию, с 20-х годов IV века. Наверное, это повлияло на их выбор места назначения, раз уж они решили, что нужно убираться из этого региона [185]. Однако преимущества, которые они получали в этом случае, следовало обдумать. По видимости, готы предстали перед империей в роли беженцев, предлагая свои услуги в военной сфере в обмен на предоставление им укрытия. Однако у Рима существовала вполне определенная политика по приему потенциальных иммигрантов, и об этом тервинги, опять-таки, были прекрасно осведомлены. Они собственными глазами наблюдали переселение карпов на рубеже III и IV веков и последующую миграцию сарматов в 330-х годах. Условия Рима не обязательно были суровыми – они могли варьироваться от очень неприятных до довольно щедрых, – но все переселения происходили в контексте явного военного превосходства империи. Однако это условие, ранее обязательное, так и не применилось в 376 году. Когда тервинги попросили убежища, император Валент был занят серьезным и сложным конфликтом с Персией, который он сам же и развязал, и основные военные силы были собраны на востоке.

Эти обстоятельства делают мотивы обеих сторон (Рима и готов) пойти на соглашение еще более сложными и непонятными. Многие источники недвусмысленно заявляют, что Валент был даже обрадован появлением германцев на Дунае, рассматривая их как готовый источник рекрутов для своей армии. Однако ключевой чертой римской имперской пропаганды оставалась нетерпимость к тому, чтобы варвары диктовали императору свои условия. Возможно, радость императора по этому случаю как раз и являлась частью пропаганды. Только полный дурак радовался бы нарушению политической стабильности в одном из крупнейших приграничных регионов, когда у него уже есть серьезный конфликт в другом, а Валент, несмотря на свои недостатки, дураком не был [186]. И в самом деле, по весьма осторожной политике, которую проводил император, становится ясно, что чувства его по этому поводу были совсем иными. Вместо того чтобы впустить на территорию империи всех готов, попросивших об убежище, он дал разрешение на переправу только тервингам Алавива и Фритигерна, собрав все доступные войска близ Балканского полуострова, чтобы сдерживать грейтунгов под предводительством Алатея и Сафракса. Император знал, что у него недостаточно сил для того, чтобы прогнать от границ всех готов, и выбрал лучший вариант из всех возможных в сложной ситуации [187].

Что до тервингов, можно смело предположить, что они были прекрасно осведомлены о затруднительном положении Валента. Приграничные клиенты Рима хорошо понимали, что означает внезапное перемещение легионов от Дуная к реке Евфрат, – подготовка войск к войне с Персией. Одной из других особенностей приграничной зоны была скорость распространения информации, которая просачивалась как вода сквозь решето. Аммиан рассказывает одну знаменитую историю об алеманнах, которые первыми в 376 году заподозрили, что дальше к востоку от Дуная назревает конфликт – поскольку началось перемещение войск, стоявших близ их границ. Затем их подозрения подтвердил римский стражник алеманнского происхождения, который вышел в отставку и вернулся домой [188]. Но даже если кажется маловероятным предположение о том, что тервинги предугадали реакцию Валента с самого начала, есть два признака того, что у них были довольно смелые замыслы и они не планировали полностью покориться Риму, что являлось обязательным требованием со стороны империи по отношению к иммигрантам. По словам Аммиана, сперва готы попросили «часть Фракии» – не только потому, что там можно было не опасаться гуннов, но и из-за плодородной почвы. Как правило, иммигрантов разделяли на небольшие группы и направляли в выбранные Римом территории. У тервингов же, как мы видим, была более активная позиция.

Чтобы верно оценить это, необходимо учитывать общие закономерности экономического развития, действующие в самой империи и близ ее границ. Готы и другие германские мигранты III века переселились в Причерноморский регион, поскольку он являлся частью более развитой внутренней периферии Римской империи, где было много экономических преимуществ. И пока мигранты наслаждались новыми источниками благ цивилизации, Римская империя шла к более высокому уровню развития, предоставлявшему еще больше экономических излишков. Это богатство росло прямо перед глазами племен, обитавших в приграничных регионах империи, – в виде городов, укреплений, армий, даже вилл, которые, как мы видели, нередко привлекали к себе налетчиков. Сообщение Аммиана о мотивах готов – о том, что богатство Рима также повлияло на их расчеты, – отнюдь не лишено смысла и к тому же перекликается с данными о современных случаях миграции, в которых дело редко обходится без причин экономического характера, даже если иммигранты преимущественно пускаются в путь по политическим причинам и не по доброй воле. Это, разумеется, также означает, что в 376 году готы вовсе не были беженцами в привычном понимании этого слова, поскольку желание получить долю богатства Рима неминуемо должно было привести к длительному конфликту с империей, пусть даже Валент в тот момент был слишком занят войной с Персией, чтобы спорить с ними.

Второй признак того, что предводители тервингов лелеяли более честолюбивые планы и были прекрасно осведомлены о возможных последствиях, проистекает из их реакции на решение Валента впустить их, но не грейтунгов. Вместо того чтобы порадоваться своей удаче, они продолжили, как сообщает Аммиан, поддерживать связь с грейтунгами – с расчетом на возможные совместные действия в дальнейшем [189]. Это говорит о том, что вожди тервингов уже разработали более смелый план, в котором им могла понадобиться помощь второй группы, оставшейся в приграничной зоне. Что же до их устремлений… о них нам остается только гадать. Однако элита тервингов напрямую происходила от мигрантов III века, наблюдавших вынужденный уход римлян из их старой провинции в трансильванской Дакии. Это памятное обстоятельство, извлеченное из долгосрочного информационного поля вкупе с их собственным опытом пребывания в роли клиента Римского государства, вполне могло породить надежды на успех смелого предприятия и заставить тервингов летом 376 года обратить ищущий взор в сторону империи. Возможно, они представились беженцами в надежде, что в конечном итоге римляне точно так же уйдут из Фракии, оставив им плодородные земли, в которых уровень экономического развития был в целом выше, чем даже в приграничном регионе.