Питер Хизер - Великие завоевания варваров. Падение Рима и рождение Европы

Однако нам нужен ответ на вопрос, почему через некоторое время после организации первых поселений (382 и 412 годы соответственно) обе волны иммигрантов снова двинулись в путь. Готы, обосновавшиеся на Балканах в 382 году, по традиционной версии, в 395 году подняли бунт под предводительством Алариха и провели большую часть следующих двух лет в странствиях по Греции в сопровождении семей и целого каравана с пожитками, а в результате добрались до Афин, прошли по Пелопоннесу и вернулись на север к Эпиру близ Адриатического моря. После недолгого перерыва они вошли в Италию в 401–402 годах и вернулись на Балканы, где пробыли вплоть до 408 года, после чего направились на запад и, проведя три года (с 408 по 411) в Италии, двинулись в Галлию, где наконец и осели. Схожим образом вандалы и аланы после недолгого проживания в Испании, продлившегося до 429 года, сели на корабли, пересекли Гибралтар и в два этапа мигрировали на восток к богатейшим провинциям в Северной Африке, находившейся под контролем Рима. Вскоре они получили в свое распоряжение земли, заключив договор с Мавританией и Нумидией в 437 году, а затем через два года более прочно обосновались в регионе, захватив Карфаген и часть провинций близ него.

Если рассматривать этот вопрос в долгосрочном аспекте, иммиграционный мотив тех, кто бежал от гуннов, приобретает отчетливый характер прерывистости. В прошлом пробелы в исторических источниках, касающихся этих процессов, никогда не мешали рассматривать эти вторичные переселения как продолжение истории тех же групп, которые двинулись в путь изначально. Однако в последнее время было выдвинуто предположение, что вторичные миграции уже куда больше похожи на действия мобильных армий, чем на перемещение смешанных групп населения, которые пересекли границы Рима; и в самом деле, в данном случае мы имеем дело с совсем иными группами – это становление полноценных военных отрядов, которые только изначально зависели от сил мигрантов. Данное предположение было особенно тепло встречено учеными, разделяющими мнение о том, что древние социальные единицы (вроде племен, вторгшихся на территорию Рима в 376 и 405–408 годах) не могли обладать достаточно сильным чувством групповой идентичности, чтобы держаться вместе после неоднократных конфликтов и бунтов, да еще на протяжении такого долгого времени [226].

Так армии или народы? И может ли наука о миграции помочь нам раскрыть тайну возобновляемой мобильности вандалов, готов и других племен?

Тот факт, что по такому простому и очевидному вопросу могут существовать разногласия, сразу же говорит о том, что наши источники далеки от идеала. Однако они куда больше рассказывают о том, что происходило с готами после 382 года, по крайней мере в некоторые периоды, и предоставляют вполне надежные свидетельства. В случае с готами главный вопрос заключается в том, действительно ли те, кто взбунтовался против Алариха в 395 году, в дальнейшем действовали от лица всех или хотя бы большинства готов, поселившихся в этих землях в соответствии с договором 382 года. В прошлом это обстоятельство никогда не оспаривалось, однако в свете новых представлений о том, что идентичность варваров должна была быть нестабильной, требуется доказать, что связь между готами, заключившими мир с Римом в 382 году, и взбунтовавшимися последователями Алариха действительно существовала. Но возможно ли это?

Говоря простым языком, ответ только один – «нет». Ни один римский историк не перечисляет всех сил, собравшихся под властью Алариха в 395 году, и не описывает, как именно он набирал сторонников. С другой стороны, речь идет о середине 1-го тысячелетия, поэтому это неудивительно. Не следует требовать доказательств, которые невозможно отыскать, и ни в коем случае нельзя на основании их отсутствия отрицать вполне возможную вероятность того, что в 395 году Аларих действительно возглавил мятеж, причиной которого послужил договор готов с империей 382 года. Спор ведется не о том, действительно ли все готы, поселившиеся здесь согласно договору, приняли потом участие в восстании, а о том, действительно ли именно те готы, которые в 382 году заключили соглашение с Римом, примкнули теперь к Алариху (или хотя бы значительная их часть).

Прежде всего нужно оговорить, что лучшие источники указывают именно на это. Два наших самых ранних, наиболее надежных, живших в интересующий нас период и независимых римских исследователя готского мятежа, Клавдиан на западе и Синезий на востоке, описывают последователей Алариха как тех готов, что в 382 году заключили с Римом мирный договор. Поставить под сомнение их свидетельства можно только при наличии серьезных и убедительных причин, по которым люди, жившие и писавшие свои труды в разных частях империи, для разной аудитории и с разными целями, стали бы намеренно искажать истину. Таковых пока предложено не было [227]. Более того, это простое наблюдение – сильный аргумент само по себе – можно подкрепить. Свидетельства Синезия и Клавдиана в последнее время отвергались исследователями на основании отрывка из труда греческого историка Зосима, который сообщает, что Аларих затеял мятеж еще во времена кампании Евгения, поскольку Феодосий отдал под его командование только варварские отряды наемников, а римские войска. Из этого делался вывод, что его амбиции и как следствие восстание в 395 году не могли касаться готов, подписавших соглашение с Римом в 382 году. Здесь, однако, есть три серьезные проблемы.

Во-первых, то, что изначально было связным рассказом об Аларихе современника тех событий, историка Евнапия, у историка VI века Зосима превратилось в нечто невнятное. Отбросить свидетельства современников Клавдиана и Синезия из-за трех строчек, написанных Зосимом гораздо позже (притом что его видение событий является довольно спорным) без поиска причин, которые могли бы заставить их обоих исказить факты, нецелесообразно с точки зрения методологии [228]. Во-вторых, приписывая Алариху желание обрести реальное влияние и власть в Риме, мы неизбежно сталкиваемся с одной проблемой. Всего через четыре года после начала восстания один генерал варварского происхождения из Восточной империи, некий Еайнас, воспользовался представившейся возможностью и с помощью взбунтовавшихся готских наемников захватил власть в Константинополе. «Зосимовский» Аларих был бы аналогичной фигурой в истории, и это признают те, кто согласен с его точкой зрения, однако из наших двоих авторов-современников тех событий Синезий вполне подробно и верно повествует о Гайнасе (Клавдиан о нем даже не упоминает) [229]. Почему историк стал бы искажать факты об Аларихе, хотя, несмотря на явную враждебность к Гайнасу, историк подробно описывает его действия? В-третьих, мы можем не сомневаться в том, что с самого начала последователи Алариха превратились в грозную военную силу, войско численностью больше 10 тысяч воинов, раз уже в 395 году они смогли противостоять полностью экипированной римской армии. Если мы не согласимся с Клавдианом и Синезием в том, что в восстании участвовали те же самые готы, что поселились на территории империи после подписания договора, то будет необходимо ответить на вопрос: откуда Аларих взял стольких солдат? Это было бы нелегкой задачей, учитывая, что генерал Стилихон к этому времени управлял обеими армиями – и востока, и запада [230].