Эмили Дункан - Жестокие святые

«Кто угодно, кроме него», – в отчаянии подумала Надя, до сих пор приходя в себя после прикосновения его губ.

Она вспомнила об отголосках силы, которую ощутила во время дуэли. Должно быть, это отразилось на ее лице, потому что глаза Малахии сузились.

– Надя?

Она еще не успела снять книгу заклинаний с бедра, поэтому потянулась и положила ее к себе на колени. Надя провела пальцами по обложке. Как выразить словами, что она вкусила тьму, которая содержалась внутри, и это до сих пор пугало ее? Как дать ему понять, что какая-то его часть вызывает в ней безотчетный страх? Она открыла книгу и провела пальцем по написанному заклинанию.

– Ты почувствовал это? – спросила она.

Побледнев и тяжело вздохнув, он опустился на пятки и кивнул.

– Ты знал, что это может случиться?

– Я… не знал. Думал, что ничего не случится, и если бы… не…

– Кровь, – закончила Надя за него. – Не ты ли говорил, что она нужна мне лишь для нашего грандиозного представления? Ну конечно, именно так все и было.

Малахия выглядел обеспокоенным ровно семь секунд, а затем в его глаза вернулся мрачный блеск.

– И? На что это оказалось похоже?

– Это было ужасно.

Несколько мгновений он раздумывал над ее ответом, а потом поднял руку и нежно сжал ее пальцы. Ей хотелось отстраниться и одновременно прижаться к нему.

Их взгляды встретились, и на лице Малахии появилась легкая улыбка.

– Но это же помогло, верно? Если бы не моя магия, ты бы ни за что не победила в дуэли.

Напряжение спало. Надя хлопнула его по плечу, и он рассмеялся.

– Мне нужно идти, – выпрямляясь, сказал он. Малахия был таким высоким, что это заняло некоторое время. – Давай поговорим об этом позже? Честно говоря, я и сам не понимаю, что это означает.

– Если у нас будет «позже», – пробормотала Надя.

Он нежно провел рукой по ее волосам.

– Конечно, будет. Порази чудовищ, Надя. Ты уже очаровала худшего из них, так что с остальными будет легче.

Она удивленно посмотрела на Малахию, и он подмигнул ей.

– Я все еще злюсь на тебя, – сказала она, но ее голос звучал спокойно.

– Знаю.

Он усмехнулся, надел маску и ушел так быстро, что она и слова не успела сказать.

Надя прижала руку к губам и закрыла глаза.

Ей придется дорого за это заплатить.

Стоило Серефину открыть дверь и увидеть Кацпера, как его желудок сжался. Тот выглядел таким изможденным, словно не спал несколько дней. Подхватив помощника, он затащил его в комнату и закрыл двери.

Их могли здесь подслушать, к тому же через час ему следовало отправиться на ужин.

– Ты в порядке? – спросил он.

Кацпер прислонился к двери и медленно соскользнул на пол.

– В холле меня остановил один из Стервятников, что следят за твоим отцом.

У Серефина закружилась голова, хотя он уже несколько часов ничего не пил.

– И? – спросил он, покосившись на стык между стеной и потолком.

Кацпер покачал головой:

– Ничего. Предупреждение? Я не знаю. – Он вздохнул. – Я должен сопровождать тебя сегодня вечером, – закрывая глаза, сказал он.

– Остия и сама прекрасно справится.

Кацпер поднял бровь и открыл глаза:

– Согласно традициям, сегодня умрет несколько человек.

– Согласно традициям, это буду не я. К тому же ты выглядишь ужасно.

Серефин натянул черный мундир с красными эполетами и золотыми пуговицами. А затем проверил, вшита ли бритва в рукав.

– Лучше расскажи мне, что ты нашел.

– Помнишь, я упоминал, что хочу посмотреть на списки участниц?

Серефин кивнул.

– Некоторые из них не будут участвовать. Они пропали. – Кацпер сунул руку в карман и протянул ему несколько смятых листков. – Кроме того, мой шпион вернулся из Соляных пещер. И там все плохо, Серефин.

– А когда было по-другому? – разворачивая бумаги, спросил он.

И поймал себя на мысли, что его руки дрожали.

Серефин прочитал отчет, и его сердце сжалось.

– Это правда? – еле слышно сказал он.

Кацпер кивнул.

Стервятники и король действительно сотрудничали, хотя Серефин не сомневался, что это было не совсем так. Его отец был марионеткой. Отчет гласил, что они проводили новый эксперимент и почти достигли своей цели. Но результат последнего оказался слишком своенравным и трудно контролируемым. Их ужасный процесс запущен вновь, но в этот раз в центре его оказался отец Серефина.

Это напоминало какую-то дурацкую шутку. А ведь это все происходило у него на глазах, но он почему-то зациклился на неверных вещах и не замечал очевидного. Отказ транавийцев от богов оказался не таким простым и легким, как магия и атеизм.

– Отец – слабый маг, – выдавил Серефин хриплым голосом.

Кацпер кивнул.

Если Серефин правильно понял – а он в этом не сомневался, – Стервятники нашли способ получить такую огромную силу, какой не достигнуть ни одному человеку. И собирались отдать ее Изаку Мелески. Но попросили свою цену. Жертву. И теперь короткий рассказ Пелагеи о том, что смертный становится богом, казался до боли ироничным. Изаку всего-то надо отдать им сына, какой пустяк. Что стоит жизнь Серефина по сравнению с неограниченной властью?

Зато теперь его отец сможет доказать всему королевству и своему народу, что он не какой-то жалкий король и слабый маг крови. Он станет кем-то большим, кем-то значительным. Он станет богом.

– Он… сошел с ума, – сказал Серефин.

Другого объяснения не было. Стервятники, страхи матери, предостережения Пелагеи. Отец просто потерял разум.

И Серефину придется поплатиться за это.

Кацпер посмотрел на потолок. Зарычав, Серефин вытащил кинжал из ножен и полоснул по ладони, а затем швырнул на стол. Запах дыма наполнил комнату, когда он развеял все заклинания, наложенные его отцом. К черту последствия.

– Ты знаешь, на ком до этого проводили эксперимент? – Серефин ткнул пальцем в отчет.

– Скорее всего на Черном Стервятнике, но я не знаю наверняка.

Серефин потер лоб. Сейчас не время думать о Черном Стервятнике.

Когда отец сошел с ума? Серефин попытался вспомнить, что происходило в Транавии, пока он торчал на войне. Неужели он пропустил какие-то признаки? В голове всплыли обездоленные и почти исчезнувшие транавийские деревни, через которые они проезжали. Казалось, короля не заботило бедственное положение его страны, к которому подталкивала война. Но так было не всегда. Серефин помнил, как отец переживал из-за обнищания своего народа, но это было слишком давно.

Возможно, он никогда не узнает, когда все изменилось.