Робин Хобб - Волшебный корабль

– Это привлечет к ней внимание, которое она еще не научена правильно воспринимать. Кайл, когда девушка в первый раз надевает бальное платье ради праздника Подношения, это означает не просто лишний клок ткани на юбку. Это значит, что отныне она представлена всему Удачному как новая женщина своего семейства. Отныне за ней позволено ухаживать. И если кто-нибудь попросит ее руки, семья обязана будет всерьез рассматривать это предложение.

– Ну и что? – Кайл слегка ерзнул на стуле. – Мы же не обязаны сразу говорить «да».

Кефрия неумолимо продолжала:

– Ее станут приглашать танцевать. И не мальчики-ровесники, с которыми она до сих пор танцевала. Они-то до сих пор еще мальчишки, а она – взрослая девушка. Она будет танцевать с мужчинами. Молодыми и старыми. А она мало того что танцевать толком не умеет, она еще не обучена тому, как вести беседу с мужчинами. Она понятия не имеет, как вежливо избавляться от… нежеланных знаков внимания. Она может по незнанию сказать или сделать нечто такое, в чем разглядят скрытое приглашение продолжать. Может нервно заулыбаться или глупо хихикнуть, чем только подстегнет назойливого кавалера. Как жаль, что ты дал ей разрешение, не обсудив сперва со мной, что к чему!

Некоторое смущение Кайла в один миг сменилось раздражением. Он резким движением поднялся и швырнул салфетку на стол.

– Все понятно! Может, мне вообще переселиться жить на корабль, чтобы не мешать тебе направлять дела и судьбы этой семьи? Ты, кажется, совсем забыла, что Малта – не только твоя дочь, но и моя! И если к двенадцати годам она не умеет ни танцевать, ни вести себя в обществе, – может, тебе на себя оборотиться с упреками по этому поводу? Сперва ты отсылаешь моего сына к жрецам в монастырь, а теперь еще и от всякого участия в воспитании дочери отстранить хочешь?

Кефрия уже висела у него на рукаве.

– Кайл, Кайл! Ну пожалуйста, сядь. Я совсем не это имела в виду. Конечно, я очень хочу, чтобы мы вместе растили наших детей. Просто… нам следует быть очень осторожными во всем, что касается доброго имени Малты. Мы же хотим, чтобы у нее была репутация, какая подобает девушке из хорошей семьи.

Но Кайла не так-то просто было утихомирить.

– Вот и займись с ней танцами, светскими манерами и чем там еще, вместо того чтобы за вышивку ее засаживать. А у меня и на корабле хлопот полон рот. И сопляк, из которого мужика делать надо. Причем сопляком-то он стал из-за решения, которое через мою голову приняли!

Он стряхнул руку Кефрии с рукава, словно сшиб муху. И стремительно вышел из комнаты. Кефрия так и осталась стоять, зажимая себе рот ладонью.

Некоторое время спустя она вернулась к своему стулу и медленно осела на сиденье. Попробовала перевести дух и поднесла руки к вискам. В голове стучало, а глаза жгли невыплаканные слезы. Сколько напряжения, сколько ссор за последние дни… Ей казалось, что в этом доме уже целую вечность не бывало ни минуты покоя. Кефрии вдруг мучительно захотелось вернуться в те благословенные времена, когда отец был деятелен и здоров и ходил с Альтией в море на корабле, а она с матерью сидела себе дома, управляясь с детьми и хозяйством.

В те времена каждое возвращение Кайла в гавань становилось для нее праздником. Он тогда был капитаном «Отважного», и люди отзывались о нем только хорошо. И красив-то он, и смел, и воспитан… Когда он бывал дома, они с ним каждый день допоздна валялись в постели, а потом под ручку прогуливались по улицам. Он всякий раз привозил полный сундучок подарков – детям и ей, а она с ним чувствовала себя, точно в первый день после свадьбы. Но когда ему пришлось взять под свое начало «Проказницу», он сразу стал таким… серьезным. И таким… таким… Кефрия безуспешно пыталась подыскать нужное слово. Властолюбивым, подумалось ей, но она отмела эту мысль. «Он просто принял на себя ответственность, – решила она. – И со времени кончины отца распространил эту ответственность буквально на все. Не только на семейный корабль, но и на ведение дома, управление земельными владениями, воспитание детей… И даже, – горестно добавила она про себя, – хочет распоряжаться моими матерью и сестрой».

…А раньше они допоздна разговаривали по вечерам. Просто болтали ни о чем в свое удовольствие. Кайлу нравилось распахивать оконные занавеси, чтобы лунный свет без помех заливал их постель. Он рассказывал ей о ярости штормов, которые ему довелось пережить. О великолепии корабля, идущего на всех парусах… А как он смотрел на нее тогда, как прикасался! И она понимала, что значит для него не меньше, чем море.

Теперь он очень мало с ней говорил. Разве только о том, как продавал груз и брал на борт новый. Он без конца напоминал ей, что разорение или процветание семейства Вестритов зависело отныне токмо и единственно от него. И вновь и вновь клялся, что вот ужо преподаст урок торговцам Удачного, как надо вести дела – и дома, и в плавании.

Ночи, проводимые с ним, больше не приносили Кефрии ни радости, ни отдохновения. Будучи на стоянке в порту, он продолжал жить не с нею, а со своим кораблем. «А теперь, – созналась она сама себе с горечью, – дошло до того, что я жду не дождусь, чтобы он вновь отправился в плавание. Может, тогда будет в доме хоть какое-то спокойствие… обычными делами займусь…»

Услышав шаги, она вскинула голову, преисполняясь ужаса и надежды: не муж ли вернулся? Но это был не Кайл. В комнату вошла ее мать.

Роника, казалось, едва заметила дочь и остатки завтрака на столе. Ее глаза рассеянно обшаривали комнату, так, словно она рассчитывала увидеть здесь еще что-то. Или кого-то.

– Доброе утро, мама, – поздоровалась Кефрия.

– Доброе утро, – отозвалась мать безразлично. – Я слышала, Кайл ушел?

– И тогда ты решила спуститься, – горько посетовала Кефрия. – Ты избегаешь его, мама, и меня это ранит. Нам надо многое обсудить, принять кое-какие решения…

Роника скупо улыбнулась.

– А разве это возможно, покуда Кайл дома? Знаешь, Кефрия, я слишком скверно себя чувствую, так что буду говорить напрямую. Какие обсуждения, если твой муж все равно ничьим мнением не интересуется? Лично я уже поняла, что переговорами от него ничего не добьешься. Мы с ним редко приходим к согласию. Да и как к нему прийти, если он никаких доводов не слушает? – Она покачала головой. – Я последнее время либо горюю о твоем отце, либо казню себя за то, как по-дурацки меня угораздило распорядиться всем тем, что он мне доверил.

Кажется, Кефрия только что и сама гневалась на мужа, но эти слова матери очень задели ее.

– Он хороший человек, мама, – тихо и с болью выговорила она. – Он просто делает то, что, по его мнению, лучше для всех нас…

– Может, оно и так, дочка, но что-то не особенно утешает, – ответила Роника. – Уж кто, как не мы с твоим отцом, верили в Кайла. Иначе мы бы тебя за него замуж не выдали. Но могли ли мы предугадать хоть малую часть того, что с тех пор успело произойти? Теперь вот мне кажется, что лучше было бы тебе обвенчаться с кем-нибудь из купечества. С кем-то, кто лучше разбирался бы в наших обычаях и делах… – Роника подошла и села за стол, двигаясь по-старушечьи – медленно и негибко. И отвернулась от яркого утреннего солнца, щедро вливавшегося в окно, как если бы свет резал глаза. – Сама посуди, до чего мы докатились благодаря Кайлу и его настояниям на том, что он считает благом для всех. Альтия как пропала, так и не показывается. Маленького Уинтроу уволокли на корабль и держат там против его воли. Разве это хорошо? И по отношению к мальчику, и по отношению к кораблю… Если бы Кайл действительно знал толк в живых кораблях, он нипочем не притащил бы на только что оживленный корабль растерянного и несчастного мальчишку. Я и то знаю, как бесконечно важны первые месяцы после пробуждения корабля. Проказнице необходима спокойная уверенность и доверие к своим владельцам, а не ссоры и принуждение. А уж эти его поползновения сделать из нее невольничье судно… Честное слово, я от этого заболею. Просто заболею… – Роника подняла голову, и ее взгляд буквально пригвоздил Кефрию, собиравшуюся что-то сказать. – И мне будет стыдно, если ты в самом деле допустишь, чтобы твой сын увидел, что творится на невольничьем корабле. Как ты можешь позволить, чтобы он с этим соприкоснулся? И тем более вынужден был участвовать? Во что он должен будет превратиться, чтобы пройти через это и выжить?