Робин Хобб - Волшебный корабль

Вот и все. Дальше торговаться бессмысленно. Все уже обговорено годы назад, еще при бабушке Ефрона. Ни одному купеческому семейству и в страшном сне не приснилось бы пересматривать залог, данный кем-либо из предков. Роника лишь церемонно кивнула. И спросила, тщательно подбирая слова, ибо они, в свою очередь, должны были связать ее гостью:

– Стало быть, если в следующем году я соберу шестнадцать полновесных мер золота, это будет принято в качестве платы?

Каолн протянула ей раскрытую ладонь – знак заключения сделки. Бугры, борозды и наросты, покрывавшие ее пальцы и тыльную сторону кисти, показались Ронике губчатой резиной. Женщины пожали руки друг другу, скрепляя свое новое соглашение. Каолн поднялась.

– Роника из торгового семейства Вестрит, я еще раз благодарю тебя за праведность в ремесле. И за гостеприимство, которое ты мне оказала.

– Каолн из семейства Фьестрю, что из Дождевых чащоб, я рада, что мне довелось принимать тебя в своем доме и вести с тобою дела. Семья к семье, кровь с кровью. Попрощаемся же до новой встречи.

– Семья к семье, кровь с кровью. Всего тебе доброго.

Древняя формула прощания завершила и переговоры, и сам визит. Каолн вновь надела летний плащ, снятый ею при входе. И глубоко надвинула капюшон – так, что черты лица невозможно было разглядеть, лишь бледно-лиловые огоньки глаз. Потом и их скрыла кружевная вуаль. Настал черед свободно скроенных перчаток, призванных спрятать изуродованные руки Каолн. И тут она позволила себе отступить от традиции.

– Судьба, – проговорила она, опустив глаза, – которая может ждать у нас твоего отпрыска, не так уж страшна, как думают некоторые. Любого Вестрита, вошедшего под мой кров, я стану оберегать столь же бережно, как оберегаю нашу с тобой дружбу. Я ведь сама, как ты знаешь, родилась в Удачном. Быть может, я и переменилась таким образом, что ни один мужчина ваших кровей больше не посмотрит на меня без содрогания… но ты знай, что несчастна я не была. У меня был муж, который не мог на меня надышаться, и я родила дитя, которое, в свою очередь, подарило мне троих внуков. Что же касается уродств плоти… Думается мне, многие женщины Удачного платят гораздо большую цену за гладкую кожу и «нормальный человеческий» цвет глаз и волос. А посему, если все же твои молитвы не будут услышаны и зимой я заберу у тебя кого-то из младших родственников… знай, что его или ее будут всячески баловать и любить. И не в последнюю очередь оттого, что он или она будет происходить из благородного рода Вестритов. Свежая кровь, которую они нам принесут, – это важно, но это не главное.

– Спасибо, Каолн, – с колоссальным трудом выдавила Роника.

Она не сомневалась, что Каолн говорила вполне искренне. Вот только внутри у Роники от этих слов все так и переворачивалось. Догадывалась ли об этом сама Каолн? Не исключено, что догадывалась. Потому что огоньки, мерцавшие под капюшоном, дважды моргнули. Каолн повернулась к двери и подняла тяжелую шкатулку, дожидавшуюся ее у порога. Роника отперла дверь перед гостьей. Она не стала предлагать Каолн ни лампу, ни свечу. В летнюю ночь вроде нынешней людям с реки Дождевых чащоб не было нужды в светильниках.

Стоя в проеме двери, Роника провожала глазами Каолн, уходившую в темноту. Вот из кустов возник ее спутник-мужчина – единоплеменник, конечно. Он взял шкатулку и без усилия понес ее под мышкой. Оба подняли руки, прощаясь с Роникой. Она помахала в ответ… Она знала: где-то на берегу их ждет лодка. А на рейде в гавани – корабль, на котором горит один-единственный огонек. Про себя Роника пожелала им доброго пути. А потом горячо обратилась к Са: «Да не доведется мне вот так же стоять здесь, провожая родича, уходящего с ними во мрак».

– Кайл? – тихо позвала Кефрия в темноте спальни.

– Мм? – отозвался он размягченно. Его голос был полон удовлетворения.

Она поплотнее прижалась к нему. Там, где их тела соприкасались, гнездилось тепло. А там, где их овевал ночной бриз, залетавший в раскрытое окно, они покрывались гусиной кожей, но и это было приятно. От Кайла замечательно пахло мужественностью. Его телесная сила, его крепкие мышцы были очень по-земному основательны и казались надежным оплотом против всяких ночных страхов. «О Са, – молча вопросила Кефрия, – ну почему вся жизнь не может быть такой же простой и хорошей?»

Сегодня вечером он пришел домой попрощаться. Они вместе поужинали и выпили вина. А потом пришли сюда, чтобы подарить друг другу страсть и любовь. Завтра он отправится в море и будет отсутствовать неведомо сколько. Столько, сколько потребуется для должного оборота товаров. Ну и стоит ли портить их последнюю ночь новым разговором о Малте? «Стоит, – твердо сказала она себе. – Потому что нужно раз и навсегда решить этот вопрос. Надо, чтобы он со мной согласился, прежде чем отправится в путь. Я ведь не стану ничего делать у него за спиной, пока его не будет дома. Ибо это непоправимо разрушит доверие, которое всегда между нами водилось».

И вот она собралась с духом и произнесла-таки слова, которые, как она понимала, ни ему, ни ей удовольствия не доставляли.

– Насчет Малты…

Он даже застонал:

– Нет, Кефрия, пожалуйста, только не это. Еще несколько часов – и мне бежать на корабль. Давай их проведем мирно.

– Кайл, это роскошь, которую мы себе позволить не можем. Потому что Малта знает, что мы из-за нее ссорились. И она будет использовать это против меня все время, пока тебя не будет. Я попробую ей что-нибудь запретить, а она обязательно заявит: «Но ведь папа сказал, что я теперь взрослая женщина!» Я же с ней замучаюсь!

Кайл испустил вздох безвинного мученика и откатился от нее прочь, благо широкая кровать позволяла. В супружеской постели сразу сделалось холодно и неуютно.

– Значит, я должен взять назад обещание, которое ей дал, просто из-за того, чтобы тебе не пришлось цапаться с нею? Ох, Кефрия!.. А ты не пробовала представить, что она после этого будет обо мне думать? И что ты на пустом месте сложности нагромождаешь? Да пусть разок выйдет в свет нарядная, всего-то делов!

– Нет.

Кефрии понадобилось все ее мужество, чтобы напрямую пойти против его воли. Но ею двигало отчаяние, ибо Кайл попросту не понимал, о чем шла речь. Он не понимал, а она, дура, до последнего оттягивала объяснение. Придется ей каким угодно образом в этот единственный раз заставить его уступить.

– Дело не в том, чтобы надеть бальное платье и пойти в нем потанцевать. Все гораздо серьезней. Сейчас она занимается танцами с Рэйч. И я хочу, чтобы этим она пока и удовольствовалась. Хочу внушить ей: для того чтобы быть представленной обществу в качестве взрослой женщины, ей надо готовиться еще не менее года. И больше всего я хочу, чтобы в этом деле мы были с тобой заодно. Скажи ей, что ты хорошенько подумал и пересмотрел свое решение пустить ее на бал.