Робин Хобб - Волшебный корабль

– Ох, Малта! – вскричала Кефрия в ужасе. – Только не это!

– Ничего я никому не дарила. – Малта резко выпрямилась в кресле. И сорвалась на крик: – Ничего я никому не дарила!

Кефрия поднялась со своего места и прошла к двери. Уверилась, что та была надежно притворена, и, вернувшись, встала лицом к лицу с дочерью.

– Мне нужна правда, – сказала она тихо и просто. – Что произошло? И когда? Как вышло, что ты встретилась с этим молодым человеком? И с какой стати он решил, будто ты примешь от него любовный подарок?

Малта глянула на мать, потом на бабушку.

– На том сборе торговцев, – ответила она сердито, – я вышла наружу подышать. И, проходя мимо, сказала «добрый вечер» какому-то кучеру. Кажется, он стоял, прислонившись к карете Хупрусов. Вот и все!

– Как он выглядел? – спросила Роника требовательно.

– Откуда мне знать? – поинтересовалась Малта язвительно. – Он же был из чащоб. А у них, ты знаешь, есть обыкновение носить вуали и капюшоны!

– Да, я знаю, – кивнула бабушка. – Но у их кучера такого обыкновения нет. Глупая девчонка! Ты что, решила, будто они вдоль реки в карете приехали? Семейства из Дождевых чащоб держат свои экипажи здесь, в городе. И пользуются ими, только когда приезжают в Удачный. А потому все их наемные кучера – здешние жители. И стало быть, если ты разговаривала с человеком под вуалью, то был торговец из чащоб. Так что конкретно ты сказала ему? И что ты ему дала?

– Ничего! – взвилась Малта. – Я сказала «добрый вечер», проходя мимо. А он мне что-то в том же духе ответил. И все!

– Тогда откуда он прознал твое имя? И каким образом изготовил для тебя сон? – наседала Роника.

Малта не сдавалась:

– Не знаю! Может, угадал фамилию по цвету платья. Или спросил у кого-нибудь… – И тут, к полному недоумению Кефрии, Малта ударилась в слезы: – Ну почему, почему вы всегда вот так со мной обращаетесь? Хоть бы раз сказали что-нибудь хорошее! Так нет же – вечно пилите да нотации читаете! По-вашему, я потаскушка или лгунья какая?! Вот кто-то мне подарок прислал, так даже взглянуть не даете, да еще и опять я вам во всем виновата! Я вообще понять не могу, чего вам от меня нужно! Хотите, чтобы я была маленькой девочкой – и в то же время чтобы все знала и за все ответственность несла! Это, по-вашему, справедливо?!

И, зарывшись в ладони лицом, она горько разрыдалась.

– Ох, Малта!.. – повторила Кефрия устало. Быстро подошла к дочери и положила руки на ее вздрагивающие плечи. – Мы тебя не считаем ни лгуньей, ни тем более потаскушкой. Мы просто за тебя очень волнуемся. Ты хочешь побыстрей вырасти, но даже не подозреваешь об очень многих опасностях, которые подстерегают тебя.

– Мне очень жаль, – всхлипывала Малта, – что я вообще в тот вечер вышла наружу! Но там, внутри, было до того душно… и все так орали друг на друга, прямо ужас какой-то…

– Да-да. Это точно – ужас какой крик стоял. – Кефрия погладила дочь по головке.

Как скверно, что Малта вот так расплакалась. Как скверно, что они с Роникой давили на нее, пока бедняжка не сорвалась. И тем не менее определенное облегчение все же присутствовало. Малта самостоятельная, Малта огрызающаяся – это было новое для Кефрии и незнакомое существо, с которым она не знала, как поступать. В отличие от Малты, плачущей и жаждущей утешения. А что, если сегодня они все вместе прорвались к чему-то новому? И смогут отныне находить общий язык?

Кефрия наклонилась и обняла дочку. Малта неуклюже ответила на объятие.

– Малта, – сказала Кефрия тихо. – Вот, смотри. Вот эта шкатулка. Ты не можешь ни оставить ее себе, ни даже открыть. Завтра ее необходимо вернуть нетронутой. Но посмотреть – пожалуйста. Смотри сколько угодно.

Малта шмыгнула носом и подняла голову. Глянула на коробку, которую мать показывала ей на ладони, но руку к ней не протянула.

– Ну вот… – сказала она затем. – Просто резной ящичек. Я-то думала, там могут быть драгоценности… или еще что-нибудь красивое. – И она отвела глаза, чтобы устало спросить: – Я спать пойду, хорошо?

– Конечно. Иди спать. А завтра, когда все отдохнем, – поговорим на свежую голову.

Малта еще раз шмыгнула носом, потом как-то очень покорно наклонила голову и медленно вышла. Кефрия проводила ее глазами и со вздохом повернулась к матери:

– Иногда так тяжко видеть, как она делается взрослее…

Роника сочувственно кивнула. Но потом все же добавила:

– Ты шкатулку на ночь все-таки запри понадежнее. А утром я найму гонца, чтобы отнес ее вместе с твоим письмом на «Кендри».

Малта овладела заветной шкатулкой всего за несколько часов до рассвета. Спрятана она была именно там, где Малта и предполагала: в мамином «секретном» стенном шкафчике у задней стенки платяного шкафа в ее гардеробной. Именно здесь Кефрия всегда прятала именинные подарки и самые свои дорогие притирки для кожи. Малта на самом деле уже опасалась, как бы мама не положила шкатулку к себе под подушку или, чего доброго, вовсе не раскрыла ее да не присвоила сон. Но ни того ни другого мать не сделала.

Вернувшись к себе, Малта тщательно закрыла дверь и уселась на постель, держа шкатулку на коленях. Какая она маленькая! И какой шум из-за нее подняли взрослые! Малта подняла шкатулку к носу и понюхала. Да, ей не показалось, деревянный ящичек действительно источал сладковатый аромат. Малта спрыгнула с кровати и босиком прошлепала в свою собственную гардеробную. Там, в коробке на самой верхней полке, под какими-то старыми куклами сохранялся платок и кристалл огня. В темноте комнаты он, казалось, сиял ярче прежнего. Некоторое время Малта просто любовалась им, потом вспомнила, зачем, собственно, его извлекла. Она принюхалась к платку, потом отнесла его на постель и сравнила запах с запахом шкатулки. Пахло по-разному. Но и то и другое – необычно, сладостно и волнующе.

А может, шкатулку прислал вовсе даже не тот человек под вуалью? Да, она была помечена тем же знаком, что и дверца кареты, но, возможно, ее просто купили у Хупрусов. И купил не кто-то, а… Сервин. За годы дружбы она немало своих вещиц оставила в доме у Дейлы. В этом случае все очень просто. И чем больше Малта размышляла, тем вероятнее казался ей именно такой вариант. В самом-то деле, с какой бы стати случайно встреченному незнакомцу присылать ей дорогостоящий подарок? Тогда как знак ухаживания от Сервина – это да, это вполне объяснимо.

Тут в голову ей пришел воистину блистательный довод. «Если человек под вуалью как-то дознался, кто я такая, и прислал мне подарок – разве он заодно не попросил бы вернуть кристалл и платок? Обязательно попросил бы. А значит, это не от него! Это от Сервина!»

Она убрала платок и камешек под подушку. И свернулась калачиком, держа шкатулку у тела. Провела по губам указательным пальцем… «Сервин». Палец скользнул по подбородку, прочертил линию между грудей… Интересно, какого рода сон он для нее выбрал? На ее губах возникла улыбка: «Я, кажется, догадываюсь какой».