Морган Райс - Дар битвы

Это мерзкое, наводящее скуку чувство ответственности разрасталось в нём, давая понять, что он должен посвятить свою жизнь чему-то большему. Оно бесило его. Он осознавал, что после всех испытаний становится кем-то другим, кем-то, над кем раньше, будучи весельчаком и гулякой, первым бы посмеялся. Кем-то чересчур серьёзным. Кем-то, кому выпивки и азартных игр больше было недостаточно.

"Если мы когда-нибудь найдём этот Перевал, какие там будут таверны, как думаешь?" – раздался пьяный голос.

Годфри обернулся и увидел сидящего рядом Акорта с помутневшим от выпивки взглядом.

"Такие же как и наши, зуб даю", – отозвался Фултон.

"Таверны в Волусии были высший класс", – сказал Акорт.

"А их эль…" – мечтательно добавил Фултон. "Он один мог заставить меня остаться и умереть там".

"Может, стоило ему поддаться", – сказал Акорт. "Мы бы умерли, но с улыбками на лицах. А куда нас несёт теперь?"

Годфри смотрел на волны и пытался их не слушать. Вместо этого он вспоминал все места, где побывал, и всё, что успел увидеть. Зачем всё это было? Он вспомнил детство, когда они все вместе – он, Гвендолин, Кендрик, Гарет, Рис и Луанда – жили в Королевском Дворе. Его отец тогда казался непобедимым, всемогущим. Как могли закончиться те времена силы и славы, как такое неприступное королевство превратилось в руину?

Годфри чувствовал, как крепкое вино кружит ему голову и заставляет забыть о заботах. Он знал, что им предстоят битвы. Как минимум, одна битва, чтобы освободить Гвендолин, и одна, чтоб вырваться из этого места. Битвы, в которых он, вероятно умрёт, ведь шансы были явно не в их пользу. Они по-прежнему оставались крошечной флотилией в сердце огромной Империи.

Часть Годфри, старого Годфри, требовала напиться до беспамятства, чтобы ни о чём этом не думать. Он хотел напиться так, чтобы даже не заметить начала битвы.

Но новый Годфри, тот которого он пока не понимал, тоже имел слово и придерживался другого мнения. Он требовал от него повернуться лицом к своим проблемам, встретить их смело и с ясной головой. С отвагой.

Годфри медленно встал в полный рост, посмотрел на воду, размахнулся и выбросил свой почти полный бурдюк вина за борт.

С приятный всплеском он шлёпнулся на волны и поплыл прочь.

"Что ты наделал?" – гневно спросил Акорт. По его выражению можно было подумать, что его друг только что убил человека.

"Ты совсем спятил?" – воскликнул Фултон. "Я бы выпил!"

Но Годфри повернулся к нему с улыбкой на лице, впервые в жизнь чувствуя ясность и определённость. Впереди были испытания, и он готов был их выдержать.

"Нет", – ответил он им. "Я не спятил. Я очнулся. Впервые в жизни, я стал собой ".

Волусия стояла у открытых ворот столицы, в тщетном усилии выставив ладони перед собой, и с ужасом смотрела, как Рыцари Семёрки уже поднимают клубы пыли всего в пятидесяти футах от неё. Её смерть мчалась на неё галопом, а Волусия смотрела ей в лицо и предчувствовала, что на этот раз ей не уйти. Наконец-то пришло её время распрощаться с жизнью.

Но не это пугало её больше всего. Что действительно заставляло кровь стынуть у неё в жилах, что было больнее, чем скорая смерть, так это внезапно обрушившееся на неё осознание. Получается, она не была богиней? Это не укладывалось у неё в голове. Она пыталась призвать свои силы, но ничего не получалось. Почему мир перестал ей отвечать?

Если только – подумала Волусия, и у неё в животе разверзлась бездна – вся её жизнь не была одной большой ложью, одним катастрофическим заблуждением. Что, если в ней никогда не было ничего божественного? Что, если она была простой смертной, как все другие? Что, если все статуи, которые она воздвигла в свою честь, все службы и молитвы, благовония и церковные праздники, весь культ, который она вокруг себя создала, был пустышкой?

Мысль о том, то она была какой-то жалкой смертной и ничем не отличалась от остальных резала её, будто ножом. Она могла истечь кровью и умереть, как любой другой человек. Как кто-то вовсе не всемогущий. Кто-то, чья жизнь подходила к концу прямо сейчас.

Встретить смерть, не будучи богиней – каково это? Волусия задумалась обо всех людях, которых она замучила и убила за свою жизнь. Она всегда была уверена, что ей не придётся за это отвечать. Но что, если теперь они ждали её по ту сторону? Что, если жестокость, которую она так любила при жизни, вернётся к ней? Вдруг ей уже уготован глубочайший уровень ада?

Она закрыла глаза и в последний раз пожелала, чтобы вселенная ответила ей, чтобы ударила молния, чтобы земля содрогнулась.

Но ничего не произошло. Без воксов она не могла сдвинуть с места и песчинку.

Вражеская армия неумолимо приближалась, а Волусия стояла, окаменев от страха, с выражением паники на изуродованном лице и проклинала свою жизнь, проклинала сам день своего рождения. У неё перед глазами замелькал воспоминания, картинки из прошлого. Она вновь увидела день, когда убила свою мать, увидела все изощрённые способы, которыми пытала людей. Затем перенеслась в детство и увидела, как мать порет её кнутом и говорит ей, что она ничего не стоит и никогда никем не станет. Волусия не сомневалась, что, захватив власть, доказала матери её неправоту. Она даже столицу Империи подчинила себе – о такой власти её мать не могла даже мечтать.

Но сейчас она подводила и тоги и ей стало казаться, что не так уж её мать и ошиблась. Она потерпела крах, точь в точь как та и предсказывала. В конечном счёте, она была всего лишь смертной, которую убьют, как и всех остальных.

Крики солдат становились всё ближе. Отчаявшись, Волусия повернулась обратно к городу, гадая, успеет ли спрятаться там. Но, стоило ей взглянуть на ворота, как она услышала скрип и с ужасом увидела, что все её генералы и советники стояли там и просто смотрели на неё. Они не бежали её спасать, не пытались защитить, а только наблюдали за тем, как вражеская армия окружает её одинокую фигурку плотным кольцом.

Однако, всё стало ещё хуже: они начали закрывать ворота.

У Волусии сердце ушло в пятки. Створки скрипели не открываясь, а наоборот, смыкаясь. Её хотели не пустить в столицу, которую она собственноручно захватила. И навсегда оставить её снаружи.

Это было последним ударом.

Волусия отвернулась от них и подняла взгляд на Рыцарей Семёрки. Им оставалось до неё каких-то десять ярдов, топот конских копыт разрывал её барабанные перепонки, воинственные крики звенели в воздухе. Они скакали прямо на неё с вытянутыми пиками. На секунду она понадеялась, что они замедлят ход, что возьмут её в плен. Ведь она была ценной персоной и наверняка пригодилась бы им живой.

Однако, когда они подошли вплотную и она разглядела жажду крови на их лицах, ей стало ясно, что сегодня никаких пленных не будет. Они не только не замедлились, но погнали коней ещё быстрее, а их наточенные пики нацелились ей прямо в грудь.