Морган Райс - Только достойный

Ройс осторожно подошел к гамаку, разжал жесткие пальцы юноши от сети и откатил его с гамака. Ему не хотелось этого делать, и он взял себя в руки, когда тело упало на пол с глухим стуком. У него не было другого выхода. Юноша теперь мертв, и этот гамак ему больше не нужен.

Но затем ему в голову пришла ужасная мысль: а не убили ли этого молодого человека в этом гамаке из-за того, что кто-то другой захотел его?

У Ройса не было другого выбора. Ему нужно встать с земли, подальше от реки рвотных масс, крови и смерти.

Он подтянулся, забрался в гамак и впервые ощутил чувство невесомости. Боль в ногах и спине на мгновение утихла, пока он лежал там, покачиваясь вместе с кораблем.

Ройс сделал глубокий вдох. Он свернулся в клубок, раскачиваясь, вокруг него раздавались стоны смерти. Ройс знал, что, несмотря на все им увиденное, его ад еще даже не начался.

Находясь в одиночестве в небольшой комнате на вершине башни форта, Гиневьева наклонилась возле открытого окна, посмотрела на массы внизу и заплакала. Она больше не могла сдерживать слезы. Она выглянула и вспомнила, как Ройс исчезал из вида, как его уводили рыцари, как он растворялся в хаосе толпы, пока они медленно вели его к докам. Ее сердце было разбито. Ей было невыносимо видеть Ройса, привязанного к столбу. Еще хуже было слышать, что его приговорили к Ямам. На ее глазах человека, которого она любила больше всех в этом мире, за которого она собиралась выйти замуж, увели на верную смерть.

Это несправедливо. Ройс отдал свою жизнь, чтобы спасти ее, бесстрашно ворвался в замок и рискнул всем. Гиневьева вздрогнула, вспомнив о том, как руки Манфора схватили ее, вспомнив о своем ужасе. Если бы Ройс не прибыл в ту минуту, она не знает, что сделала бы. Ее жизнь была бы кончена.

Но, может быть, она все-таки кончена. В конце концов, она по-прежнему в ловушке, все еще не знает о своей судьбе. Она вспомнила слова Лорда Норса, и они звенели в ее ушах как погребальный звон:

«Но твоя невеста никогда не будет твоей. Она станет собственностью одного из наших дворян» .

От них не убежать, от них никогда не убежать. Знать управляет их жизнью, как всегда. Неуважение к одному из них означает возможную смерть, а убийство одного из них гарантирует ее. Но Ройс не колебался, убив одного из них ради нее.

У Гиневьевы закружилась голова от этой мысли. В то мгновение она увидела, как сильно Ройс ее любит. Ему было так легко отказаться от своей жизни ради нее. Она тоже хотела всем рискнуть ради него, хуже всего ей было от того, что она оказалась в ловушке здесь, не в силах помочь ему.

Вдруг по другую сторону ее двери отодвинули тяжелый железный засов, нарушив тишину, и Гиневьева вздрогнула в своей одиночной камере. Раздался скрип толстой деревянной двери, когда ее открыли, и девушка увидела двух солдат с каменными лицами, которые молча ждали ее. Ее сердце ушло в пятки. Неужели они собираются отвести ее на смерть?

«Пойдем с нами», – хрипло произнес один из них.

Они стояли молча, ожидая ее, но Гиневьева только стояла, застыв от ужаса. Часть ее хотела остаться в одиночестве здесь, в этой камере, узницей до конца ее дней. Она была не готова встретиться лицом к лицу с миром, не говоря уже о дворянах. Ей нужно было больше времени на то, чтобы обдумать это, больше времени подумать о Ройсе. Гиневьева знала, что вернуться к нормальной жизни больше невозможно. Теперь она – собственность дворян, и они могут делать с ней все, что хотят.

Гиневьева сделала глубокий вдох в тишине, сделала первый шаг вперед, потом другой. Идти навстречу этим людям было хуже, чем идти на виселицу.

Когда они пошли по коридору, дверь позади нее захлопнулась, один солдат грубо схватил ее – слишком грубо, его мозолистые пальцы впивались в нежную плоть ее руки. Гиневьева хотела закричать от боли, но не стала. Она не доставит им такого удовольствия.

Солдат наклонился так близко, что она ощутила его горячее дыхание на своей щеке.

«Твой жених убил моего господина», – сказал он. – «Он будет страдать. Ты тоже будешь страдать, но по-другому. Дольше, беспощаднее».

Солдат толкнул ее, ведя вниз по коридору, звук их шагов эхом отражался от камня, и Гиневьева вздрогнула. Она пыталась не думать о том, что ее ждет. Как все так обернулось? Этот день начался как самый счастливый в ее жизни, и каким-то образом обернулся трагедией.

Гиневьева выглянула в открытое окно, когда они проходили мимо, и увидела двор далеко внизу, где приходили и уходили массы. Они все уже вернулись к своим дневным обязанностям. Гиневьева не понимала, как жизнь может вот так продолжаться, словно ничего не произошло. Для нее жизнь изменилась навсегда. Но мир, казалось, оставался невозмутимым.

Посмотрев на камень далеко внизу, Гиневьева ощутила внезапный прилив надежды. Она поняла, что в ее распоряжении на самом деле осталась одна последняя сила – сила покончить со всем этим. Все, что ей нужно сделать, – это вырваться из рук солдат, побежать и выпрыгнуть из открытого окна. Она может покончить со всем этим.

Гиневьева посчитала, сколько для этого потребуется шагов, сумеют ли они поймать ее до того, как она прыгнет, и упадет ли она достаточно далеко, чтобы сломать себе шею. Думая об этом, Гиневьева ощущала извращенное чувство радости. Это единственная оставшаяся у нее сила. Это единственное, что она может сделать, чтобы показать свою солидарность Ройсу. Если Ройс умрет, она тоже должна умереть.

«Чему ты улыбаешься?» – прошипел солдат.

Гиневьева не ответила, она даже не осознавала, что улыбается. Ее поступки ответят за нее.

С колотящимся сердцем Гиневьева ждала, когда его хватка ослабнет, чтобы она смогла выдернуть руку и побежать. Но, к ее ужасу, он сжал ее руку только сильнее, ни на секунду не ослабив хватку.

Сердце Гиневьевы ушло в пятки, когда они свернули в новый коридор без окон. Они подошли к новой двери и, когда солдат ввел ее внутрь, она осознала, что ее шанс утерян.

«В следующий раз», - пообещала она себе.

Гиневьева вошла в сводчатые покои с высокими потолками, здесь было тускло и прохладно. Ее ввели в середину комнаты два стражника, которые, наконец, отпустили ее и отошли на несколько метров. Она потерла руку в том месте, где они держали ее, испытывая облегчение от того, что они отпустили ее.

Напротив Гиневьевы стоял человек – очевидно, дворянин, судя по его виду. Он стоял в нескольких метрах от нее и смотрел на нее холодным, тяжелым взглядом. Казалось, он рассматривает ее так, словно она была статуей или интересным предметом искусства, который ему принесли.

Гиневьева ощутила мгновенное отвращение при взгляде на него: он был похож на Манфора. Может быть, его брат?