Марк Ньютон - Книга превращений

Фулкром изучил все материалы на Вулдона, хранившиеся в Инквизиции. За годы функционирования в качестве городского героя он, по самым приблизительным оценкам, спас от смерти или увечий не менее трехсот двадцати трех жителей; предотвратил семь атак враждебных племен, осаждавших стены города; дважды спасал тогдашнего императора; предотвратил поджог разоренной Балмакары; спас учеников целой небольшой школы от маньяка с топором. Переоценить его заслуги было невозможно.

Фулкром задавал этому дремлющему гиганту множество ненавязчивых вопросов, надеясь преодолеть его нежелание говорить. Наконец как-то раз, сидя на кровати в своем несуразном белом халате, не скрывавшем устрашающе широких, уже подвергшихся усилению плеч, Вулдон заговорил. В первый раз Фулкром услышал от него связные слова вместо угрюмого хмыканья.

Он говорил о своей прежней жизни. И в особенности об Инквизиции.

– Не люблю я тех, кто щеголяет в этих цветах.

– Ты не исключение, – ответил Фулкром. – Я все знаю о твоем прошлом…

– То, что ты знаешь, – перебил его Вултон, – это история, вывернутая наизнанку. Ловкая выдумка, попавшая во все учебники. Основанная на поддельных документах.

– Тогда были другие времена, – взмолился Фулкром. – Другой император, другой режим.

– Думаешь, сейчас все иначе? Этим свои интересы тоже дороже всего прочего.

Вулдон продолжал говорить о своей жене, гламурной девчонке, которая плохо кончила, когда в его жизни все пошло наперекосяк.

– Она спилась и умерла оттого, что захлебнулась собственной блевотиной, пьяная, во сне, – сказал Вулдон. – Знаешь, каково это, следователь, понимать, что ты убил свою жену? Точнее, даже не ты, а те, кто тебя подставил?

– Я… честно, Вулдон. Мне бы хотелось сказать тебе что-нибудь утешительное, но нечего; впрочем, я тоже потерял жену – если тебе, конечно, от этого легче.

– И ты виноват в ее смерти, румель?

Фулкром покачал головой:

– Скажу тебе одно – ты винишь себя в ее смерти, но это не совсем честно по отношению к тебе. Время проделывает порой странные штуки с нашими воспоминаниями…

Вулдон ответил ему тяжелым взглядом, и Фулкром тактично умолк. Где-то внутри этой горы обрюзгшей плоти еще жил умный и решительный человек, и он, Фулкром, должен был во что бы то ни стало выманить его наружу.

– Поговорим лучше о трансформации, – сказал он. – Как думаешь, ты уже готов стать частью отряда Рыцарей? Нам очень нужен твой неоценимый опыт, Вулдон. Ты был первым в своем роде, ты лучше всех знаешь, как это делается. У тебя есть шанс снова достичь своей прежней славы, доказать всем, что прошлое может ошибаться и что город опять может тебе доверять.

– Я через такое прошел, что мне теперь ничего не страшно, – сказал Вулдон, забрасывая ноги на кровать и вытягиваясь на ней с глубоким стоном. Свет потолочного фонаря отбрасывал на его лицо резкие тени, отчего оно казалось жестким, даже жестоким. – Все, что понадобится, я сделаю. Мне не из чего выбирать, но, раз уж мне все равно предстоит пройти через трансформацию, я бы хотел измениться полностью – сменить имя. Раньше я был Легендой – пусть она останется в прошлом. Останется легендой, мифом.

Фулкром вышел из его комнаты и направился ко второму Рыцарю, разминувшись по дороге с группой культистов и хирургов с футлярами и бутылками.

Он застал Тейна на кровати, где тот возлежал, опершись на руку, перед тарелкой какой-то еды, – император за трапезой, да и только.

– Фулкром, старина, еда здесь просто супер. Я только что прикончил целую гору таких фруктов, каких раньше не то что не пробовал – даже не знал, что они бывают.

Фулкром принужденно засмеялся.

– Надеюсь, ты хоть на этой работе посерьезнеешь.

– Наверняка. – И он продолжал пожирать фрукты, широко улыбнувшись Фулкрому. Ему он тоже предложил.

– Пока непохоже, – заметил Фулкром, вежливым жестом отказываясь от предложения.

– Я полжизни пропыхтел над экзаменами в Инквизицию и так ничего и не добился. А тут мне предлагают прямой путь на самый верх, минуя дурацкую постовую службу и замшелые юридические тексты. И ты еще думаешь, что у меня есть причины чувствовать себя менее чем счастливым? Мне всегда хотелось помогать людям, а когда я стану Рыцарем, у меня будут для этого все шансы.

– Ладно, ладно, только не думай, что все будет так легко и просто. Тебе предстоит трансформация, Тейн, – глубокая переработка всего твоего тела. Тотальное изменение. Курс айлурантохирургии. Ты хотя бы знаешь, что это значит?

– Мне говорили что-то о кошачьих способностях…

– Веркот, Тейн. Ты станешь наполовину диким зверем.

– Во-во, тигром, точно. И никакие они не дикие. Скорее, царственные, судя по тому, что я о них слышал. А это меня вполне устраивает.

Фулкром чувствовал растущее раздражение. Как можно быть таким легкомысленным?

– Пойми, Тейн, обратная перемена невозможна. Ты навсегда останешься наполовину котом. У тебя изменится психология.

– Фулкром, чтобы достичь чего-то в жизни, часто приходится рисковать. Конечно, я немного волнуюсь…

Громкий мужской вопль пронесся по коридору, сопровождаемый треском вроде статического электричества.

Фулкром склонил голову.

– Это ждет и тебя, – надеюсь, ты понимаешь.

Тейн слегка побледнел.

– Это что… больно?

– Конечно, болван ты эдакий. У тебя потом несколько дней все будет болеть, и ты… – Фулкром задавил свои эмоции. – Слушай, давай там без шуток, не пытайся заговаривать зубы какой-нибудь хорошенькой культистке и, Бора ради, делай, что тебе говорят. Для твоего же блага.

Последней Фулкром посетил Лан. Ей предстояло пройти через самую сложную операцию, ее трансформация должна была стать самой глубинной из всех, и он молил…

«Кого? Бора? Да нет, добрый Бор вряд ли имеет какое-то отношение к таким штукам». В общем, какие бы силы ни отвечали за подобные превращения, он от души надеялся, что ее тело справится.

Когда он вошел, Лан, сидя на самом краешке кровати, смотрела в огонь в камине и так задумалась, что казалась неживой.

– Прости, что снова заставляю тебя пройти через все это, – сказал Фулкром.

Лан только пожала плечами.

– Значит, ты единственная из трех, кто здесь не по своей воле?

Лан подняла голову, и он обратил внимание на то, что, при всей своей стройности, она обладает мускулами тугими и, видимо, крепкими, как веревки. Что-то знакомое померещилось ему в ее лице – тень другого лица, которое он знал раньше…

«Нет. Не думай о ней теперь». У Лан были темные длинные волосы, густая челка и обкусанные ногти. Карие глаза смотрели словно издали, и он спросил себя, не сама ли она определила эту дистанцию между собой и другими, чтобы выжить.

– Я об этом думала, – сказала она. – Я против того, что меня держат здесь силой, точнее, используя против меня знание обо мне. В остальном все в порядке – хотя попросить можно было и повежливее.