Роберт М. Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад

– В твоем городе?

– В моем городе.

Некоторое время они мерились взглядами, и Альтсин понял, что не получит здесь помощи. Цетрон втянут в войну за власть в Лиге Шапки, а потому начал бы торговаться за право соуправления городом с Советом, и не осталось у него ни времени, ни средств, чтобы помогать бывшему подчиненному. К тому же появление кого-то, в чьих снах гостит демон, могло оказаться для него опасным. Твари из-за Мрака любили кровь и насилие.

Он задумался:

– Зорстеана до сих пор живет в Д’Артвеене?

– Да. Но на твоем месте я бы туда нынче не ходил.

– Ты мне запрещаешь? С какой это поры ты управляешь тамошними колдунами?

– Не я. – Цетрон покачал головой. – Ты снова не слушаешь. Я ведь говорил: граф объявил войну прегрешениям и преступникам. А ведь для некоторых – особенно для жрецов – нет большего преступления, чем неаспектированные чары. Это уже не обычный храмовый треп. Пока что у Совета нет ни отваги, ни средств, чтобы ударить по гильдиям, которые не подчинялись и старым меекханским запретам, но – они становятся все смелее. А Д’Артвеена всегда славилась своими колдунами и тем, что им на подобные запреты – положить. И поскольку наш глубоко верующий граф пока что не желает рисковать магическими стычками внутри города, то решил взять их измором. Его люди перекрыли все улочки вокруг квартала – и наблюдают. Не делают ничего, кроме как допрашивают каждого, кто туда входит: зачем, почему, с какой целью, как надолго и так далее, – но этого хватает. Город чувствует, что в воздухе что-то висит, потому все предпочитают обходить квартал стороной. Уже третья часть его обитателей выехала из Понкее-Лаа, а те, что остались, все более отчаиваются. Нет клиентов, нет денег. Однако, если ты уверен, что никто из людей графа тебя не узнает, можешь рискнуть, но…

– Но?

– Ты – сам.

Да. Ты – сам. Ты уже не мой человек. Если попадешь в подземелья, можешь рассчитывать только на себя.

– Я понимаю. Тогда зачем ты тратишь на меня свое время?

– По двум причинам. Во-первых, я хотел убедиться, кто вернулся в город, отчего именно сейчас и почему граф некогда выпустил тебя из своих лап, хотя должен был убить на месте. А вторая причина – это старый долг. – Взгляд Толстого затвердел. – В тот раз я запретил тебе играться в месть. Ты не послушался. Ты оказался наглым, высокомерным засранцем, который не знает, когда прекратить. Ты играл в интриги, словно был равным для дворянства из Высокого города.

Альтсин отвернул воротник, показывая грубый шрам:

– Это была не моя игра, и я за это заплатил.

– Не только ты. Граф прислал мне весточку, чтобы я не лез. Когда – несмотря ни на что – я за тобой не уследил, он прислал вторую со словами, что хороший командир всегда несет ответственность за своих людей.

– И вправду страшно. И что, ты так этого испугался?

Цетрон улыбнулся так, что стена за спиною Альтсина снова превратилась в глыбу льда.

– Он приказал убить Керлана. Прислал мне его голову.

Глыба льда треснула и обрушилась на него. Он почувствовал…

Ярость. «Пленных не брать!» – рычит он и сжимает Волю, а люди его впадают в кровавый амок. Сотня мечей, топоров и копий поднимаются и падают, поднимаются и падают, и в этом нет ничего от благородного военного танца, в котором воин стоит противу воина. Просто обычная резня.

А когда последний враг падает мертвым, когда мечи, топоры и копья прекращают подниматься, он смотрит в котловину, где чужаки искали укрытия, и улыбается гримасой безумца. Еще две тысячи. Он никогда не поймет, зачем они оставляют их здесь, погруженных в летаргию, выплетающих из Силы странный саван. Это уже третье гнездо, которое он открыл за последний месяц. Никогда их не охраняют воины, потому хватает и сотни людей, чтобы за время, за которое можно пробежать милю, земля оказалась очищена.

И лишь его воины раскачиваются, словно настигла их некая болезнь, их тошнит, а некоторые даже плачут.

И ему приходится все сильнее сжимать Волю на их сердцах, чтобы начать танец мечей.

В следующий раз придется взять другой отряд.

Эти же в ближайшей битве пойдут в первых рядах. Кан’на поддержала сестру и осмелилась напасть на него.

Сука должна почувствовать, что такое несмерть…

…вкус железа во рту, капли пота на лбу, дрожь в ладонях. Он сложил руки на груди, чтобы скрыть дрожь.

– Ты ничего не скажешь, Альт? Ты побледнел, вспотел и молчишь? Мне надо думать, что ты впечатлился?

Вор сглотнул – ему казалось, что сквозь горло его текут остатки некоего неудачного алхимического эксперимента. То, что он увидал миг назад, не имело значения.

Керлан. Сколько он себя помнил, Керлан был правой рукой Цетрона. Ребенком Альтсин учился у него ножевому бою и тому, как красться в ночи. Керлан погиб… Из-за него?

– Мне нужно идти, – простонал он. – Я скверно себя чувствую.

Цетрон кивнул:

– Ступай. Но не шляйся окрестностями ближайшие несколько дней. Улицы нынче негостеприимны, – он сделал явственную паузу, – для пришельцев извне.

Неожиданно он обнял его и похлопал по спине.

– Помни. Две причины.

Центр города пылал, а он следил, чтобы пожар не угас. Город выстроили умно, на высокой скале, окружили его столь же высокой стеною, собрали немалые запасы воды и пищи. Стянули с окрестностей воинов и всех, могущих использовать Силу. Склонились пред Владычицей Скал. И это вооружило их спесью. Они полагали, что смогут ему противостоять, что их хилая богиня даст им защиту.

Он прибыл под эту крепость с небольшой свитой, едва десяток-другой сосудов и меньше сотни людей. Но и это напугало их настолько, что они забаррикадировали врата и попрятались по домам.

А ведь он не просил многого – всего-то пять тысяч мужчин и парней должны были покинуть город и подчиниться его Воле. Женщины могли остаться, чтобы рожать еще.

Они отправили к нему посланника. Одинокого старика с глазами, горящими внутренним огнем.

– Мы не станем твоим стадом на развод, – сказал он, прежде чем его насадили на кол.

Беда.

Не хотят, не должны.

Он проломил их сторожевые барьеры за десять ударов сердца, хотя они отчаянно сопротивлялись. Заблокировал ворота. И одарил город порождением своего гнева. Колонна огня высотой в полмили выросла посредине городских стен. Потом он наполнил рвы каменным маслом – и тоже поджег.

А теперь он стоял на ближайшей скале и смотрел.

Огонь в сердце города разрастался, поглощая все новые и новые дома, подталкивая горожан в сторону стен. Они задыхались и умирали на стенах, некоторые ложились и ждали смерти прямо там, другие прыгали вниз, третьи перерезали себе вены. Но сбежать они не могли. Столп дыма был уже в несколько миль высотой.