Роберт М. Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад

Хорошо.

Пробуждение было труднее, чем раньше. Альтсин приходил в себя медленно, словно сон был смолою, пристающей к душе и пытающейся втянуть его в черную бездну. Долгое время он не мог заставить себя раскрыть глаза.

Он ощущал это. Неудержимый, неукротимый гнев и презрение. Только вот эмоции эти каким-то образом оставались холодны. Это не был гнев, какой поднимается при столкновении с равным тебе противником. Для демона люди – просто насекомые, чья единственная жизненная цель – это подчинение Воле и существование в образе орудия в его руке. Каждую попытку сопротивления он топил в крови, да так, чтобы сломить дух других – потенциальных бунтовщиков.

И снова холод – город сгорел, двадцать тысяч жителей погибли, а тварь в его голове не чувствовала даже мстительного удовлетворения. Словно был он садовником, поливающий кипятком муравейник. При этом – понимание, что резня эта – лишь эпизод, что ему уже приходилось принимать участие в таких, после которых число убитых исчислялось сотнями тысяч.

Демон использовал людей как игрушки. Были и другие, ему подобные. Он помнил имена, прозвища, а за прозвищами этими таилось знание об особенностях, которые они описывали. Он вел вместе с ними войну против тварей, чуждость которых каким-то образом одновременно привлекала и отталкивала его, – и против богов, чьи имена он знал; смертные же в этих делах значили не больше, чем пешки на доске, а скорее даже – не больше пыли, эту доску покрывающей.

Хуже всего было то, что сразу после пробуждения некая тень тех эмоций оставалась с ним, люди его отвращали, они – грязь, насекомые: если бы в этот момент некий бог стер весь Понкее-Лаа с поверхности земли, вор перевернулся бы с боку на бок и заснул бы, удовлетворенный, что ему перестал мешать шум на улице.

Наконец он открыл глаза и сполз с нар, заменявших ему кровать. Он не многое помнил со вчерашнего дня, из встречи с Цетроном и разговора, из которого по-настоящему-то ничего не следовало. Затуманились и отошли прочь даже те два видения, что обрушились на него средь бела дня. Для наблюдателя извне они длились меньше удара сердца, но как долго ему будет так везти? Демон с каждым разом становился все сильнее.

Вор умылся, переоделся и сошел в общий зал. Он совершенно не хотел нынче капусты с колбасками.

Поймали его сразу у входа на постоялый двор – просто-напросто ухватили под руки и втащили в ближайший закоулок. Четверо, хотя это и казалось чрезмерным, поскольку каждый из них был на полголовы его выше и, на глаз, фунтов на сто тяжелее. Двое дуболомов поставили его под стену, третий воздвигся перед ним, сжимая кулаки, четвертый занял позицию у выхода из закоулка, почти полностью его перекрыв. Цетрон был прав – улицы сделались опасны для вновь приехавших, а Альтсин, похоже, таки утратил инстинкт городской крысы. Несколькими годами ранее он бы не вышел из постоялого двора как последний дурак, прямиком в их лапы, особенно учитывая, что повстречавшие его не производили впечатления слишком уж сообразительных персон. Так, головорезы, зарабатывающие на хлеб ломанием людям костей и окунанием, кого прикажут, в каналы. Не показались они ему теми, кто в силах думать о нескольких делах одновременно. Возможно, именно поэтому они и были настолько хороши для подобных поручений – коротких и не содержащих слишком много слов. Лучше всего – трехбуквенных: «бей, пни, жги».

Он успокоился и принял позу запуганного кролика:

– Но… но… но я ничего… я ничего не сделал… я ничего…

– Хватит, – раздалось из конца улочки. – Можешь не притворяться.

Голос этот показался ему знакомым. Альтсин глянул туда, откуда тот доносился.

– Ага, – мужчина в одежде наемного носильщика кивнул. – Ты меня знаешь. Хундер-диц-Клаэв. Мы встречались несколько лет назад, когда я приносил Толстому сообщение от анвалара .

– Я помню.

Хундера знали все преступники в городе, именно он был голосом анвалара , оглашал приговоры, напоминал всем, что главарь – бдит. Вроде бы он имел хорошую память на лица – настолько хорошую, что однажды распознал на улице свою мать, которая оставила его прежде, чем ему исполнилось три года, узнал и якобы перерезал ей глотку. Одна из городских легенд, которую повторяли в каждой воровской норе.

– Альтсин Авендех. – Хундер подошел ближе, а крысиная мордочка его сморщилась в чем-то напоминающем ухмылку. – Пять лет. Все говорили, что та девка, что была твоей матерью, перерезала тебе глотку в тот миг, когда ты с нее слезал. Вроде бы ты не желал платить, говоря, что с родственников брать деньги не должно. Это так?

– Так. Как видишь, теперь я мертв, а потому, вместо того чтобы тратить время на разговоры с духом, не займешься ли ты чем-то более полезным? Я видал в порту корабль, полный гевенийских моряков. Они спрашивали о тебе. Говорили, что истосковались.

Ухмылка сделалась шире.

– Все такой же. Молодой, глупый и наглый. И совершенно не знающий, когда стоит захлопнуть пасть, опустить глазки долу и хныкать, моля о пощаде.

– А ты подойди так, чтобы я почувствовал твое дыхание, – и как знать…

– Сломайте ему два ребра.

Стоящий перед ним дуболом развернулся и ударил его экономным движением. Звук был таким, словно кто-то лупанул палкой в мешок, полный мокрой муки, а Альтсин в первый миг не почувствовал удара – просто-напросто воздух вытек у него из легких, а неизвестная сила взметнула ноги в воздух.

Резня продолжается третий день. Он стоит на рынке посреди города и смотрит, как его люди заканчивают дело. Тридцать тысяч – столько трупов они здесь оставляют, но близящиеся венлегги не получат ни рабов, ни слуг.

Здешние дураки отказались покинуть свой город, а теперь даже мраморные памятники плачут кровью. Все из-за того, что чужаки провозгласили, что примут всех охочих в объятия кааф. Спокойствие, равенство, справедливость.

Он дал им равенство в смерти.

Когда вошел во врата, застал все двери и окна затворенными. Жители спрятались от его армии. Это оказалось ему на руку, он объял Силой весь город, и во мгновение ока на месте дверей и окон выросли каменные блоки. Тридцать тысяч человек оказались пленены в собственных домах, а он мог сделать то, что надлежало.

Он привел всего-то тысячу человек, больше не требовалось, разделил их на отряды по пятнадцать человек и отослал в первые из домов. Они выламывали каменные запоры, выволакивали обитателей на улицы и связывали им руки за спиною, говоря, что они будут изгнаны из города. Потом вели их на рынок.

Встать на колени над каналом, отводящим нечистоты, склонить головы, закрыть глаза, мы выжжем вам знак предателей на спине. Чеканы вверх. Клинки, откованные так, чтобы пробивать кольчуги и бриганты, легко входили в место соединения черепа и позвоночника. Тела отволакивали в храм Майхи.