Роберт М. Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад

Ласкольник кивнул:

– Я рад, что мы смогли помочь. Вы узнали, кто предатель?

Генерал кивнул:

– Да. Один из пастухов. Якобы имел родственников по ту сторону границы. – Никто не прокомментировал, что офицер говорит о том в прошедшем времени. – Если бы вы не погоняли их Ланвереном, потери бы у нас были больше раз в десять.

– Это не мы.

Аберлен взглянул на него в удивлении:

– А кто?

Кха-дар улыбнулся, склонился в седле и похлопал коня по шее:

– Это они. Лучшие кони, каких можно купить, украсть или добыть в бою.

Кайлеан шла узкой улочкой, ведя под уздцы коня, а Торин шагал за ней с печально опущенной головой. Она ругалась себе под нос, да такими словами, что, казалось, сам воздух вокруг нее морщился и шел волнами. В смысле морщился и шел волнами сильнее, чем обычно.

Было жарко. Солнце стояло в зените, а тени клеились к стенам, словно искали… да, собственно, тени. Вроде бы уже началась осень, но, как сказал вчера Кошкодур, лето хлопнуло ее по широкому заду и отослало прочь, а само осталось править степями дальше, как будто ничего не случилось. В Лифреве только самые глубокие из колодцев в глубочайших из подвалов все еще давали воду.

А она ругалась, топая сквозь город в самый полдень, в то время как большинство жителей сидели в домах или глубоко под ними, предпочитая холод подземных коридоров духоте нагретых комнат. Проклятущая Лея и проклятущее ее счастливое седло!

Все началось пару дней назад, когда Лея в очередной раз обнаружила, что ее седло требует серьезного ремонта. Учитывая, что ездила она на своем напоминавшем пони-переростка коне, чудом было уже то, что седло столько протянуло. Обычно она нагружала животинку таким количеством переметных сум и свертков, что низкий и коротконогий конек начинал напоминать бочку на четырех мохнатых ножках. И два дня назад оказалось, что передняя лука седла треснула, подпруга держится лишь на кусочке дратвы, а подперсья требуют замены. Собственно, седло стоило выбросить, но Лея считала его своим талисманом. Аккуратно подновляла его, вкладывая в тот кусок дерева, шкуры и железа столько денег, что хватило бы на три новых. Однако не это было главной проблемой. Проблема заключалась в том, что седло изготовили по специальному заказу для этого ее проклятущего пони! А шорник, который его делал, обитал на другом конце Лифрева.

Чаардан, как обычно, остановился в «Вендоре», а мастерская Барена-кар-Лева была, как назло, расположена точнехонько в противоположном конце города. А это значило, что кому-то – некоему глупцу – придется нести туда седло на собственном хребте, поскольку для Леи оставалось очевидным, что если оно повреждено, то нельзя его класть на конскую спину. Могло поранить животное. В ней же самой было едва пять футов роста, потому и речи не могло идти о том, чтобы отнесла она его сама.

А потому искала кого-то для помощи или – что вероятней – для отягощения его такими вот обязанностями.

И внезапно у всех в чаардане нашлась масса работы.

Оказалось, что большинство доспехов требуют сиюминутного ремонта, мечи, сабли и топоры тупы, словно подковы, и если их тотчас не наточить, то случится нечто ужасное. К тому же похоже, что в Лифреве вспыхнула некая эпидемия, поскольку всякий, у кого была здесь родня, должен был сей же миг отправиться к заболевшему родственнику. Файлен хотел проведать невесту и на вопрос, какую из трех, только проворчал что-то неясное и быстренько удалился. Кошкодур – тот просто-напросто исчез бессловесно, и Кайлеан готова была поспорить, что он пьет теперь в каком-то из подвалов. Дагена скрылась в комнате и забаррикадировала дверь. Нияр внезапно предстал пред ними с рукой на перевязи, жалуясь на возвратившуюся контузию.

Все должно было закончиться как обычно – то есть тем, что Лея наймет у Аандурса повозку и осла, после чего повезет седло в ремонт. Но, пока она искала осла, все разбежались.

Кайлеан направилась куда обычно – во вторую свою семью, хотя и означало это волочиться по жаре через половину города. Официально она шла, чтобы Анд’эверс осмотрел правую переднюю подкову у Торина, а потому конь шагал следом, слишком одуревший от жары, чтобы сопротивляться.

Проклятущая, проклятущая Лея!

Кайлеан приближалась к кузнице, отчетливо слыша стук молотка и дыхание мехов. Жила она здесь вот уже несколько лет, а потому безошибочно распознала, что используется лишь малый очаг. Впрочем, ничего странного – при такой жаре кузница вполне оживала только к вечеру: тогда в ней и работали – до поздней ночи. Пекло середины дня убивало любую активность.

Подворье верданно показалось из-за следующего поворота. Наконец-то. Она чувствовала, что еще несколько шагов – и она упадет в дорожную пыль и не встанет до самого вечера.

Шесть домов, непривычных для Лифрева, были поставлены свободным кругом с кузницей посредине. Все дома имели в ширину футов восемь, трехкратную длину, полукруглые крыши, двери, обращенные на кузницу, и маленькие окна. Она знала, что внешние обычно закрыты толстыми ставнями с крестообразной амбразурой посредине. Так мог выглядеть лагерь странствующего каравана – несколько фургонов в защитном построении.

И именно этим круг и был. Караваном, который уже никуда и никогда не поедет.

Это всегда заставляло сжиматься ее сердце: полное спокойной печали смирение, с каким Анд’эверс принимал судьбу – свою и своего народа. Она не могла понять их до конца, но было это одной из тем, на которые распространялся неписаный закон молчания. Фургонщики верданно в этой семье не разговаривали о собственном положении даже между собой.

Потому что состоящие из сотен, а порой и из тысяч фургонов странствующие города верданно уже не ездили по Лиферанской возвышенности, называемой порой Большой Северной возвышенностью.

Она зашагала в сторону построек, и в тот же миг из одной из них вышел высокий мужчина. Анд’эверс. Улыбнулся, увидав ее, и, сразу сделавшись серьезным, окинул взглядом стоящего с поникшей головой Торина.

– Намереваешься замучить его до смерти?

Ну да, лошадники. Лежи она, окровавленная, между копытами Торина, все равно они сперва занялись бы конем, а только потом спросили бы, отчего она пачкает землю. Она нахмурилась:

– Я тоже рада тебя видеть, дядюшка.

– Потом, Кайлеан, потом. Проводи его в конюшню.

Лишь конюшня и не была никогда жилым фургоном. Выстроили ее от фундамента, и, пожалуй, имелось в ней удобств поболе, чем во многих домах города. Широкие коновязи, корыта, всегда полные воды, и ясли, всегда полные овса. А внутри царила прохлада. Кони верданно приветствовали Торина дружелюбным пофыркиванием.

– Оботри его, вычеши и напои.