Роберт М. Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад

И принесло плоды в виде восстания Фургонщиков.

Восстания, кроваво и жестоко подавленного, ибо снова оказалось, что колесницы не сравнятся с конницей, но верданно все же не желали отказаться от своих традиций. Однако на этот раз и речи не было о милости победителей. Всякий из захваченных городов-лагерей безжалостно грабился, жители вырезались либо изгонялись на юго-восток, в неволю. Наконец, когда поражение стало очевидным, гигантские караваны отправились в свой последний путь на юго-запад, чтобы, обойдя Олекады, искать спасения на землях империи. У верданно были песни и легенды об этом пути, названном Кровавым Маршем. О караванах, растянутых в многомильные, шириной в двадцать фургонов, вереницы, едущих степью, и о кочевниках, беспрерывно их атакующих. О стрелах, что свистят в воздухе, о пожарах в травах, раздутых, чтобы поглотили беглецов, о схватках чародеев, во время которых кипела кровь в венах и лопались глаза в черепах.

Будь у се-кохландийцев на тот момент та же армия, что подчиняла земли верданно и уходила на запад, ни одна живая нога Фургонщика не добралась бы до пограничной реки. Но цвет армии кочевников гнил в земле в далекой стране, и только поэтому после двадцатипятидневного пути первая из великих колонн верданно добралась до империи. И две тысячи фургонов встали у широкого брода, по другую сторону которого замерли тридцать тысяч меекханской пехоты.

Потому что империя не знала, что делать с этими людьми. Остановить ли их на границе или принять к себе. В первом случае достаточно было подождать, пока кочевники довершат начатое, не рискуя почти ничем; кровь беглецов даже не обагрила бы земель Меекхана. Во втором – десятки, а то и сотни беглецов оказались бы на востоке, прибавляя свои законы и обычаи к законам и обычаям людей, здесь живущих. А ситуация в этих местах и без того была напряженной.

Потому что восток был странным и удивительным в сравнении с другими провинциями. Диким, непредсказуемым и варварским. В центральных провинциях, что лежали вокруг Кремневых гор, на севере, или в колыбели империи, на юге, уже много лет все было сложившимся, цивилизованным и спокойным. Скучным. Правда, где-то в высоких горах Большого хребта продолжались схватки и сраженья, юг тоже порой истекал кровью, но это были мелочи. Обычные приграничные схватки. Зато восток напоминал бочку, в которой некто одновременно смешал сотни различнейших красок, а кто-то иной все подливал и подливал новые цвета.

Происходило же так оттого, что в противоположность северу, затворенному стеной гор, или югу, опирающемуся на пустыню, восток был открыт. Годами через границу здесь просачивались различные племена и народы, соблазненные достатком и безопасностью, которые обещали земли империи. Потому что эта условно проведенная по реке граница с тем же успехом могла проходить миль на пятьдесят к востоку или западу. Некогда владеющая этими землями Лааль Сероволосая приняла такое положение вещей, тем более что большинство приграничных народов кланялось Владычице Степей. Оттого и империи пришлось смириться с фактом, что часть восточных провинций – меекханские лишь по названию.

Обычаи, верования, языки и традиции тамошних народов формировали цветистый ковер, что притягивал разнообразнейших бродяг, авантюристов и отчаянных людей. На востоке за несколько месяцев можно было сколотить сказочное состояние – и за пару часов проиграть его в кости. Или, обгоняя ветер и сжав саблю в руке, буйствовать в степях, или же создать собственное дело и трудолюбиво копить богатства, хотя и тогда приходилось сиживать в седле и стрелять из лука – чтобы те, кто избрал более легкий путь к деньгам или петле, не ограбили тебя дочиста.

Из центральных провинций ехали сюда молодые дворяне, жаждавшие приключений и воли; селяне, искавшие счастья и куска собственной земли; ремесленники, не сумевшие дождаться вступления в цех; недовольные иерархией в гильдиях чародеи; бывшие солдаты, из тех, у кого оставались лишь мечи да кровь; поэты; музыканты и разнообразнейшие вольные души всех мастей. В свою очередь, с запада тянулись племена, привыкшие, что река – это хороший водопой, а не место, где платят мыто. Вехренги, геарисы, кемланеры, мингоны и прочие. Иной раз доходило до стычек и схваток, порой кто-то у кого-то похищал стадо или табун, и не всегда напавшими были кочевники. Однако бо́льшую часть времени здесь проводили в торговле, обмене новостями и странствиях в степях.

Все изменилось с прибытием на восточный край Великих степей племен, звавшихся се-кохландийцами. За двадцать лет они покорили местные народы, вбирая их силу в собственное царство при абсолютном попустительстве империи. А потом они ударили на север, по верданно. А после – по Меекхану.

Война эта еще сильнее изменила лицо востока. Большинство местных племен, обитавших по обе стороны пограничной реки, соблюдало лояльность по отношению к империи. Или по крайней мере не поддерживало захватчиков. Лишь несколько групп охотно присоединились к конной се-кохландийской армии, грабя, уничтожая и показывая путь в глубь Меекхана. После поражения Отца Войны и возвращения к старой границе меекханцы поступили согласно своим обычаям: мясо и хлеб для друзей, железо и огонь для врагов. Недобитки таких племен, как мингоны или кайеры, были изгнаны за реку, вехренги и геарисы получили право гражданства и свободного проезда вдоль границы. Впрочем, в том не было слишком большой милости, поскольку именно среди этих народов империя набирала бо́льшую часть легкой кавалерии. Границу уплотнили, насколько удалось, ставя каждые несколько миль военные лагеря, а каждые десять – сильные заставы, упрочняя линию окруженных стенами городов и селений. По западной ее стороне оказалось несколько десятков племен и родов, которые хранили верность империи и которые – согласно полученным привилегиям – могли сберечь собственные обычаи, верования и традиции.

Однако это порождало проблемы, о которых никто и не думал, поскольку часть из этих племен использовали магию, не принятую Великим Кодексом. Другие столь легкомысленно относились к Владычице Степей, что это доводило до бешенства жрецов крупнейшего восточного храма. Еще кое-кто не разорвал контакты с обитающими на востоке родственниками, несмотря на официальную политику меекханского престола.

И это – вкупе со все еще висящей над головою опасностью очередного нашествия.

Восточные провинции начинали напоминать случайно присоединенную к империи страну, где обитали полудикие племена, которые управлялись странными законами и нецивилизованными обычаями.

Так думали политики – для них тысячи верданнских фургонов были всего-то очередной проблемой, которую они охотней всего оставили бы Отцу Войны. Зачем провоцировать все еще сильного соседа? Зачем сажать себе на шею тысячи новых жителей, которые к тому же могут не пожелать подчиниться имперскому праву или, что еще хуже, не захотеть платить налоги? Зачем вообще делать хоть что-то, если проблема может разрешиться сама?