Джессика Броуди - Не вспомню

Почему Хезер все еще не подошла? Что могло ее задержать?

Я смотрю в ее сторону и вижу, как она остановилась на полпути и беседует с женщиной, которая держит на руках ребенка. Судя по всему, они давние знакомые. Хезер треплет младенца по щечке, а тот заливается счастливым бессмысленным смехом.

– Я в курсе, что ты не поверишь ни одному моему слову, – продолжает юноша, снова завладев моим вниманием. – По крайней мере, до тех пор, пока не выяснишь все сама. И я знаю, что ты постараешься найти любое объяснение тем ощущениям, от которых не можешь сейчас избавиться. Так уж ты устроена. Но я чувствую, что твоя память сохранилась где-то в глубине твоей души. И я тоже там остался.

Я пытаюсь потупить взгляд, но он склоняет голову и по-прежнему удерживает зрительный контакт.

– Тебе просто необходимо отыскать все это в себе, – настаивает парень.

Голос его серьезен. В нем слышится такая мольба, что у меня снова начинают трястись руки.

Хезер наконец закончила разговор и приближается к нам. Она еще издали присматривается к моему собеседнику, которого явно видит впервые, и ускоряет шаг.

Юноша смотрит на нее, потом снова на меня.

– Сейра, тебе необходимо постараться все вспомнить.

Я же не в силах этого больше выносить. Покалывание в коже. Жар. Его взгляд. Невыносимо тяжело и слишком много для меня сразу. Я отворачиваюсь и достаю из тележки последний пакет. Ставлю его в багажник, стараясь полностью отрешиться от голоса юноши. Но он преодолевает все мысленные барьеры, которые я пытаюсь возвести между нами.

– Не доверяй никому, – убеждает он. – Изо всех сил пробуй вспомнить, что произошло на самом деле. Пробуй вспомнить меня.

Я же концентрируюсь на коробке с замороженной пиццей, угол которой торчит из пакета.

290 слов.

1432 буквы.

И эти умственные упражнения неожиданно срабатывают. Я больше не слышу его. Горячая точка между глазами начинает остывать.

Буква А употреблена 108 раз.

В 87 случаях использована буква…

– Кто это был? – слышу я голос Хезер и оборачиваюсь.

– Кого вы имеете в виду?

– Паренька, который только что разговаривал с тобой здесь.

Я почти готова рассказать ей правду. Повторить все, что узнала от него. Но его голос все еще эхом звучит в ушах.

Не доверяй никому .

Я вглядываюсь в такое доброе, приятное лицо Хезер. Видимо, я действительно многое забыла, но мне трудно поверить, что она может представлять для меня хоть какую-то опасность.

И все же по причине, которую до конца не осознаю, я отвечаю другое:

– Он узнал меня по телевизионным новостям. Я попросила оставить меня в покое, и он ушел.

Звучит убедительно – вероятно потому, что я бы и сама хотела себе верить.

Хезер мой ответ окончательно успокоил, и она поднимает руку, чтобы захлопнуть крышку багажника. Я краем глаза изучаю пространство стоянки, не мелькнет ли тот юноша, но его больше не видно. И если бы о нем не спросила Хезер, мне, возможно, даже удалось бы уговорить себя, что все это просто померещилось. Что никакого юноши не существует.

Но он был здесь.

А важнее всего – он знает про медальон.

Хезер открывает для меня дверь машины, и я в прямом смысле валюсь на сиденье, счастливая уже от того, что ощущаю под собой мягкую, но прочную поверхность.

– Что ж, Вайолет, – с усмешкой говорит Хезер, усаживаясь за руль и пристегиваясь ремнем безопасности, – если ты перенесла визит в супермаркет, тебе уже больше ничто не страшно.

Я вежливо улыбаюсь в ответ и смотрю в окно автомобиля.

«Вайолет», – повторяю я про себя. И выдуманное имя звучит вдруг таким же неудобным и неподходящим для меня, как одежда с чужого плеча.

Сын Хезер и Скотта к нашему возвращению из супермаркетауже дома. Он ниже ростом, чем я предполагала. На снимках он почему-то выглядит более крупным мальчиком. Однако стоя он мне лишь по плечо. У него очень худые руки, а лицо совсем юное. Лицо ребенка. Хотя, строго говоря, я понятия не имею, как должен выглядеть тринадцатилетний подросток. Странно думать, что Коуди всего на три года младше меня. Впрочем, вполне вероятно, что именно в возрасте между тринадцатью и шестнадцатью как раз и начинается бурный рост. У него очень светлые русые волосы. Он носит круглые очки в проволочной оправе, а лицо покрыто коричневыми и рыжими веснушками.

– Мама! – говорит он возбужденно, одновременно пытаясь пригладить ладонями свои непослушные вихры. – Ты даже не предупредила, что она такая горячая штучка.

Судя по приглушенному тону и попытке произнести эту фразу в сторону, она не предназначена для моих ушей. Но я все слышу.

Хезер смеется и снова ерошит волосы, которым Коуди только что тщетно пытался придать аккуратную форму.

– А разве настолько важно, как она выглядит?

Коуди кидает на меня быстрый взгляд, но тут же отводит глаза.

– Конечно, важно, – шепчет он сквозь стиснутые зубы.

– Вайолет, знакомьтесь, – произносит Хезер с улыбкой, – это наш сын Коуди, который считает вас горячей штучкой.

– Мама! – У него округляются глаза, а лицо мгновенно приобретает один из оттенков красного цвета.

– Кажется, у меня вполне нормальная температура, – замечаю я, несколько сбитая с толку.

Хезер снова смеется и деликатно объясняет:

– К Вайолет до сих пор не полностью вернулась память. Едва ли она помнит подростковый жаргон.

Она обнимает сына за плечи.

– Может, ты и научишь ее всем этим суперским словечкам. Поможешь ей тоже стать крутой!

Коуди закатывает глаза вверх. Такого выражения лица я прежде не видела, и решаю, что, возможно, стоит позже самой отрепетировать его перед зеркалом.

– Во-первых, мамочка, – отвечает он чуть ли не со стоном, – никто, кроме тебя, давно уже не говорит «суперский». А во-вторых, я, наверное, последний человек в этом мире, у которого можно научиться быть крутым.

– Что за ерунда? – вскидывается Хезер. – Лично для меня ты самый крутой парень.

Коуди снова закатывает глаза.

– Восхитительно! – восклицает он с откровенной неискренностью в хрипловатом голосе. – Собственная мать считает меня лучшим. Ясно, что девчонки на первом курсе просто станут падать передо мной!

– Коуди предстоит начать учебу в колледже через пару недель. И он немного волнуется, – объясняет мне Хезер.

– Мама! – Он стряхивает ее руку со своего плеча. – Прекрати!

Я наблюдаю, как он перебрасывает через плечо один из ремней своего огромного рюкзака и начинает подниматься по лестнице. Топает он при этом громче всех остальных обитателей этого дома. Что забавно, учитывая его не слишком солидный рост и вес.

– Вы уж на него не обижайтесь, пожалуйста, – говорит Хезер, заканчивая доставать продукты из пакетов. – У него как раз переходный возраст.