Стивен Кинг - Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли

Как и Эдди, она воспринимала все, что видела через дверь, как кинозритель… только теперешняя картина больше напоминала какой-нибудь сериал-детектив по телику. Дело происходило в аптеке. Аптекарь застыл за стойкой с этаким идиотским испуганным видом, и Детта его не винила: дуло револьвера было направлено прямо ему в лицо. Аптекарь что-то говорил, но голос его шел издалека и звучал глухо, как будто через какую-нибудь звукопоглощающую панель. Она не могла разобрать слов. Не видела, кто держал револьвер, да ей и незачем было видеть. Она и так знала, кто этот налетчик.

Воистину Гнусный Мужик.

Может быть, там он совсем на себя не похож. Там он может выглядеть как низкорослый пузатый мешок с дерьмом. Может быть, там он вообще чернокожий. Но внутри все равно – он. Быстренько же он раздобыл себе еще ствол! Зуб даю, в этом деле он мастер. А ты давай шевелись, Детта Уокер.

Она открыла кошель Роланда и уловила слабый запах табака, оставшийся от давным-давно израсходованных запасов. Сумка стрелка мало чем отличалась от дамской в том смысле, что набита она была всякой дребеденью, никчемушной на первый взгляд… но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что это имущество опытного путешественника, готового почти к любой случайности.

Она поняла, что Гнусный Мужик давно уже странствует в поисках своей Башни. А если так, то количество оставшейся у него после стольких дорог всякой всячины достойно было изумления.

Шевелись, Детта Уокер.

Она взяла все, что нужно, и поползла, извиваясь как змея, обратно к коляске. Опершись о локоть, приподнялась и вытащила из кармана веревку, словно рыбак, сматывающий леску. Время от времени она поглядывала на Эдди, чтобы убедиться, что тот по-прежнему спит.

Он даже не пошевелился, пока Детта не накинула ему на шею петлю и не затянула ее.

Когда его потянули, он поначалу подумал, что все еще спит и ему снится кошмар, как будто его заживо похоронили или его кто-то душит.

Потом он почувствовал боль от петли, врезающейся в горло, и, подавившись, еще ощутил теплую струйку слюны, стекающей по подбородку. Это не сон. Эдди схватился за веревку и попытался подняться.

Но она рванула со всей силы, а руки у нее сильные – будь здоров, и он хлопнулся наземь. Лицо его уже начало багроветь.

– Давай не дергайся! – прошипела сзади Детта. – Я не стану тебя кончать, если ты рыпаться прекратишь, а будешь дергаться, придушу.

Эдди убрал руки и постарался лежать смирно. Удавка, которую Одетта набросила ему на шею, немного ослабла – ровно настолько, чтобы Эдди смог сделать слабый, обжигающий горло вдох. Что еще можно сказать? Это все-таки чуть получше, чем не дышать вообще.

Когда паническое сердцебиение чуть поутихло, он попытался оглянуться. Петля немедленно затянулась.

– Не трепыхайся. Лежи себе, беложопый, гляди на море и наслаждайся видом. Нечего пялиться по сторонам.

Он повернулся обратно к морю, и удавка опять ослабла ровно настолько, чтобы он мог дышать, если эти обжигающие жалкие вдохи вообще можно назвать дыханием. Левой рукой он тайком потянулся к ремню (Детта увидела это и ухмыльнулась, хотя он видеть ее не мог). Ничего там нет. Револьвер она забрала.

Пока ты, Эдди, дрых, она подползла к тебе. – Это, само собой, был голос стрелка. – Сейчас, конечно, уже бесполезно тебе говорить, что я тебя предупреждал, но все же… Я тебя предупреждал. Вот до чего довела твоя романтика – петля на шее и сумасшедшая баба с двумя револьверами у тебя за спиной.

Но если бы она собиралась меня убить, она бы давно уже это сделала. Она бы прикончила меня, пока я спал.

А ты как думаешь, Эдди, что она собирается делать? Вручить тебе бесплатный билет на двоих в Диснейленд?

– Послушай, – выдавил он. – Одетта…

Не успел он даже договорить, как петля затянулась снова.

– Не смей меня так называть. Если еще раз ты так меня обзовешь, так ты больше вообще никогда никого уже не обзовешь в своей жизни. Меня зовут Детта Уокер, и если ты хочешь еще маленечко подышать, белое ты дерьмо, то лучше тебе это запомнить!

Эдди задыхался, хрипел и пытался ослабить петлю. Подобно зловещим цветам, черные пятна пустоты раскрылись у него перед глазами.

Наконец давящая петля на горле немного ослабла.

– Усек, беложопый?

– Да, – хрипло выдавил он.

– Тогда скажи, как мое имя?

– Детта.

– Назови полное имя! – В ее голосе прозвучали опасные истерические нотки, и Эдди внутренне обрадовался про себя, что не видит ее.

– Детта Уокер.

– Хорошо. – Петля ослабла еще немного. – А теперь слушай меня, белый коржик, и слушай внимательно, если хочешь дожить до заката. И не надейся меня нагребать, я же видела, как ты пытался нашарить свой ствол, который я с тебя сняла, пока ты дрых. Детту лучше не выводить из себя. Детта все видит. Ты еще только подумал, а я уже наперед все знаю, усек? И даже не рассчитывай обставить меня только потому, что у меня нету ног. Я много чему научилась, когда их лишилась, и теперь у меня два револьвера. Были ваши, белые мудаки, стали наши. И они еще кое на что годятся. Что скажешь?

– Да, – прохрипел Эдди. – Я и не собирался обставлять тебя.

– Вот и славненько. – Детта хихикнула. – Пока ты храпел, мне пришлось здорово потрудиться. Но зато все провернула как надо. Сделай, лапочка, для меня одну вещь: протяни свои белые ручки назад и попробуй нащупать еще петлю, точно такую же, как у тебя на шее. Их тут у меня всего три. Пока ты дрых, я подзанялась плетением. Лежебока! – Она снова хихикнула. – Когда нащупаешь эту петлю, сложи свои белые ручки и сунь их туда. Потом ты почувствуешь, как я затягиваю тот узел, и еще можешь подумать: «Самое время сейчас повернуться к этой черномазой суке. Сейчас, когда она занята этой петлей и не смотрит за той». Подумать ты можешь, конечно, но… – Тут Детта понизила голос, отчего ее речь превратилась в настоящую пародию на выговор негритосов-южан. – Лучше тебе все-таки оглянуться, прежде чем тебя потянет на резкие движения.

Эдди оглянулся. Теперь Детта еще больше походила на ведьму – грязное, потрепанное существо, один вид которого мог бы испугать и самого отчаянного храбреца. Платье, в котором она была, когда Роланд «выкрал» ее из «Мейси», превратилось в лохмотья. Ножом, который она взяла из сумки стрелка – тем самым ножом, которым Роланд кромсал клейкую ленту, – она прорезала две дыры над самыми бедрами, и получились две импровизированные кобуры, откуда торчали рукояти револьверов.

Голос ее звучал невнятно и глухо, потому что в зубах она держала веревку. С одного угла рта, растянутого в ухмылке, свисал короткий конец веревки, с другого – та часть веревки, что вела к петле на шее у Эдди. Во всем ее образе – с веревкой во рту, растянутом в ухмылке, – было что-то хищное и дикарское. Эдди в ужасе уставился на нее, а ухмылка ее стала лишь шире.