Стивен Кинг - Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли

– Башня, – тихо вымолвил человек в черном. – Вот она, Башня.

Карта стрелка лежала в центре расклада, а каждая из последующих четырех – по углам от нее, как планеты-спутники, вращающиеся вокруг одной звезды.

– А куда эту? – спросил стрелок.

Человек в черном положил Башню поверх карты с Повешенным, закрыв ее полностью.

– И что это значит? – спросил стрелок.

Человек в черном молчал.

– Что это значит? – нетерпеливо повторил стрелок.

Человек в черном молчал.

– Будь ты проклят!

Молчание.

– Чтоб тебе провалиться. Ладно, ну а седьмая карта?

Человек в черном перевернул седьмую. Солнце стоит высоко в чистом голубом небе. Купидоны и эльфы резвятся в сияющей синеве. Под солнцем – безбрежное красное поле, озаренное светом. Розы или кровь? Стрелок так и не понял. Может быть, и то, и другое, подумал он.

– Седьмая – Жизнь, – тихо вымолвил человек в черном. – Но не твоя.

– И где ее место в раскладе?

– Сейчас тебе этого знать не дано, – сказал человек в черном. – Как, впрочем, и мне. Я не тот великий и могучий, кого ты ищешь. Я всего лишь его эмиссар. – Он небрежно смахнул карту в догорающий костер. Она обуглилась, свернулась в трубочку и, вспыхнув, рассыпалась пеплом. Стрелка охватил неизбывный ужас. Сердце в груди обратилось в лед.

– Теперь спи, – все так же небрежно проговорил человек в черном. – «Уснуть! И видеть сны…» и все в том же духе.

– Я тебя задушу, – пригрозил стрелок. – Чего не смогли сделать пули, может быть, смогут руки. – Его ноги как будто сами оттолкнулись от земли, и он яростно перемахнул через костер, протянув руки к человеку в черном. Тот лишь улыбнулся и как будто вдруг увеличился в размерах, а потом стал отступать, удаляясь по длинному гулкому коридору. Мир наполнился язвительным смехом, а стрелок падал куда-то вниз, умирал, засыпал…

И был ему сон.

Пустая вселенная. Никакого движения. Вообще ничего.

И в пустоте, ошеломленный, парил стрелок.

– Да будет свет, – прозвучал равнодушный голос человека в черном, и стал свет. И стрелок отстраненно подумал, что свет хорош.

– Теперь – тьма, и звезды во тьме, и под небом вода.

И стало так. Он парил над бескрайним морем. Над головою мерцали неисчислимые звезды, но там не было ни одного из созвездий, что указывали стрелку путь по его долгой жизни.

– Да явится суша, – повелел человек в черном. И стало так. Сотрясаемая мощными судорогами, поднялась она из вод: бурая и бесплодная, покрытая трещинами, неспособная родить живое. Вулканы извергали потоки нескончаемой магмы, выступая на поверхности земли, точно гнойные прыщи на безобразном лице какого-нибудь созревающего подростка.

– Отлично, – проговорил человек в черном. – Неплохое начало. Да будут растения разные. Деревья. Трава и луга.

И стало так. По земле разбрелись динозавры, хрипло рыча и оглашая ее громким ревом; они пожирали друг друга и увязали в пузырящихся гнилостных топях. Первобытный тропический лес распростерся повсюду. Гигантские папоротники тянули к небу ажурные листья, по которым ползали жуки о двух головах. Стрелок все это видел. И все же он чувствовал, что это еще далеко не предел.

– Теперь – человек, – тихо вымолвил человек в черном, но стрелок уже падал… падал в бездонные небеса. Горизонт беспредельной и тучной земли начал вдруг изгибаться. Да, все утверждали, что он изогнут, а Ванни, его учитель, говорил, что это было доказано еще до того, как мир сдвинулся с места. Но чтобы увидеть такое своими глазами…

Все дальше и дальше, выше и выше. Континенты, затянутые перистыми облаками, обретали свои завершенные очертания перед его изумленным взором. Атмосфера, точно плацента, хранила рождающуюся планету. И солнце, восходящее над землей…

Он закричал и закрыл глаза рукой.

– Да будет свет!

Голос, призвавший свет, уже не был голосом человека в черном. Он разнесся над миром исполинским эхом, наполнил собой все пространство этого мира, все пространство между мирами.

– Свет!

Он падал, падал.

Солнце стремительно удалялось, превращаясь в мерцающую точку. Красная планета, испещренная каналами, проплыла у него перед глазами. Вокруг нее в бешеном кружении вращались два спутника. Дальше был вихревой пояс камней и гигантская планета, окутанная клубами газа, слишком большая для того, чтобы сохранить свою целостность, и потому сплющенная у полюсов. А еще дальше – сверкающий мир, окруженный кольцом ледяных осколков.

– Свет! Да будет…

Еще миры. И еще. Один, другой, третий. И далеко за пределами этих миров – последний одинокий шар из камня и льда, вращающийся в мертвой тьме вокруг своего солнца, которое блестело не ярче, чем стершаяся монетка.

А еще дальше – мрак.

– Нет, – сказал стрелок, и его голос утонул в темноте, в той, что чернее кромешной тьмы. По сравнению с ней самая черная ночь человеческой души казалась сияющим полднем, мрак под горной грядой – пятнышком грязи на лике света. – Больше не надо. Не надо, пожалуйста…

– СВЕТ!

– Хватит. Не надо… пожалуйста…

Звезды сжимались и гасли. Целые туманности свертывались, сливаясь друг с другом, и превращались в хаотичное скопление расплывающихся пятен. Вокруг него корчилась, рассыпаясь на части, сама вселенная.

– Пожалуйста, хватит, не надо, не надо, не надо…

Вкрадчивый голос человека в черном прошептал у него над ухом:

– Тогда отступись. Оставь мысли о Башне. Иди своей дорогой, стрелок, и спасай свою душу. Это будет нелегкий труд – чтобы спасти свою душу.

Он взял себя в руки. Потрясенный и одинокий, окутанный мраком, исполненный ужаса перед сокровенным смыслом, который открылся ему в одночасье, он взял себя в руки и дал свой последний ответ:

– НИКОГДА!

– ТОГДА – ДА БУДЕТ СВЕТ!

И стал свет. Он обрушился на стрелка как молот – великий, первозданный свет. И сознание погибло, растворившись в сиянии. Но прежде чем это случилось, стрелок успел кое-что разглядеть – очень важное, исполненное глубокого смысла. Он отчаянно ухватился за это видение и погрузился в себя, ища убежища там, внутри, – пока этот пронзительный свет не ослепил его и не выжег разум.

Он бежал света и знания, что заключал в себе этот свет, – и вернулся в сознание, вновь стал собой. Как и все мы; как лучшие из нас.

Была ночь. Та же или другая – распознать невозможно. Он вырвался из взвихренного мрака, куда увлек его демонический прыжок к человеку в черном, и посмотрел на поваленный ствол окаменелого дерева, на котором сидел Уолтер о'Мрак (как его иногда называли). Но там не было никого.

Его охватило безмерное чувство отчаяния – Боже правый, опять все сначала, – и тут у него за спиной раздался голос человека в черном: