Стивен Кинг - Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли

По линии прилива подсыхали бурые водоросли. Совсем рядом валялись разорванный в клочья правый сапог стрелка и бурдюки для воды. Стрелок подивился такому чуду, что их не смыло волнами в море. Сильно хромая, он медленно подошел к ним. Поднял один и встряхнул, приложив к уху. Второй бурдюк точно был пуст, но в этом еще оставалось немного воды. Большинство людей ни за что бы не заметили разницу между ними, но стрелок различал их, как мать различает своих близнецов и никогда не путает одного с другим. Он очень долго скитался по свету с этими бурдюками. Внутри плескалась вода. Это хорошо – это настоящий подарок, ведь напавшая на него тварь или ее сородичи могли бы порвать бурдюки одним случайным укусом или движением клешни, но этого не случилось и волны не унесли их в море. Самой твари что-то не было видно, хотя стрелок прикончил ее гораздо выше линии прилива. Возможно, ее останки утащили другие хищники; или же собратья погребли ее в море, как те огромные существа из детских сказок, слоны, которые, по слухам, хоронят своих умерших.

Он поднял бурдюк на левом локте, сделал большой глоток и тут же почувствовал, как к нему возвращаются силы. Само собой, правый сапог был порядком изувечен… но все же не так безнадежно. Подошва осталась целой – посеченной, конечно, но целой, – и скорее всего с ней еще можно что-нибудь сделать: отрезать кусочек от левого сапога, приладить на правый, чтобы обойтись этим хотя бы первое время…

Внезапно он почувствовал, что близок к обмороку. Его охватила слабость. Он попытался одолеть ее, но ноги его подкосились, и он сел на песок, по-дурацки прикусив язык.

« Ты не будешь терять сознание, – твердо сказал он себе. – Только не здесь, где ночью на берег вполне может выползти еще одна тварь – и уж на этот раз точно тебя прикончить ».

Он поднялся на ноги, обвязал пустой бурдюк вокруг пояса и направился к тому месту, где оставил свои револьверы и сумку. Но не прошел стрелок и двадцати ярдов, как снова упал, едва не потеряв сознание. Он полежал немного, прижавшись щекой к песку. Краешек ракушки почти до крови врезался в кожу под нижней челюстью. Он сумел поднести бурдюк с водой ко рту и сделать несколько глотков, а потом, не вставая, пополз к тому месту, где проснулся сегодня утром. В двадцати ярдах выше по склону росло одинокое чахлое деревце – юкка, дерево Иисуса, отбрасывавшее какую-никакую, но тень.

Роланду эти двадцать ярдов показались двадцатью милями.

Но он все-таки смог перетащить свои немногочисленные пожитки в крошечный островок тени. Опустив голову на траву, стрелок улегся, уже отдаваясь сну, или беспамятству, или смерти. Он поглядел на небо, пытаясь определить время. Еще не полдень, но, если судить по размеру пятнышка тени, в котором он примостился, полдень уже близок. Стрелок продержался в сознании еще мгновение: поднес правую руку к глазам, высматривая, нет ли характерных алых полос, признаков заражения, яда, неуклонно разливающегося по телу.

Ладонь была тускло-красной. Нехороший знак.

Я могу мастурбировать левой, подумал он. Это уже утешает.

А потом он провалился во тьму и проспал почти шестнадцать часов под шум Западного моря, что непрестанно гремел в его ушах.

Когда он проснулся, море было темным, но с восточной стороны неба проглядывал слабый свет. Утро уже наступало. Стрелок сел, и тут же волной нахлынула дурнота.

Он опустил голову и переждал.

Когда слабость прошла, он взглянул на свою правую руку. Да, заражение он заработал – предательская краснота расползлась по ладони и захватила запястье. Дальше пока не пошло, но стрелок уже различал слабенькие ростки других алых линий, которые в конечном счете протянутся до сердца и убьют его. И уже, кажется, начался жар. Лихорадка.

« Мне нужно лекарство, – сказал он себе. – Но здесь его взять неоткуда ».

Выходит, он проделал такой долгий путь лишь для того, чтобы тут умереть? Нет. Он не умрет. А если все-таки ему суждено умереть, несмотря на его решимость, он умрет на пути к Башне.

« Какой же ты исключительный человек, стрелок! Редкий, я бы даже сказал, человек! – хихикнул у него в голове человек в черном. – Неукротимый такой! Романтичный такой в идиотской своей одержимости! »

– Пошел ты, – прохрипел стрелок и глотнул воды. Вот и воды почти не осталось. Перед ним простиралось море, вот именно, целое море: кругом вода, но не испить ни капли, ни глотка. Ладно, не все ли равно.

Он надел ремни с кобурами, затянул пряжки – это простое дело заняло столько времени, что даже когда наступил рассвет, открывая новый день, стрелок все еще возился. Потом он попытался встать, хотя не был уверен, что сможет, пока не поднялся на ноги.

Держась левой рукой за деревце, правой он поднял бурдюк, в котором еще оставалось чуть-чуть воды, и перекинул его через плечо. Следом – сумку. Когда он выпрямился, опять накатила слабость, и он опустил голову, пережидая, заставляя себя одолеть ее.

Слабость прошла.

Неуверенными, заплетающимися шагами человека в последней стадии опьянения стрелок спустился на берег. Там он постоял, глядя на океан, темный, как вино из шелковицы, а потом вынул из сумки последний кусок вяленого мяса. Он съел половину, и на этот раз рот и желудок приняли пищу чуть более благосклонно. Стрелок отвернулся от моря и откусил от оставшейся половины, глядя на солнце, встающее над горами, где погиб Джейк. Солнце как будто на миг зацепилось за суровые голые зубья вершин, потом поднялось выше.

Роланд подставил лицо лучам солнца, закрыл глаза и улыбнулся. Потом доел мясо.

И подумал еще: Замечательно. Я теперь человек без еды, без двух пальцев на руке и без одного на ноге; стрелок при патронах, которые могут и вовсе не выстрелить; у меня заражение крови после укуса какой-то твари, и у меня нет лекарств. Если мне повезет, то воды хватит на день. Может быть, я сумею пройти с дюжину миль, если выложусь до предела. Короче, мне скоро конец.

Куда идти? Пришел он с востока; но на запад дороги нет, если только ты не спаситель и не святой. Остается двигаться на север или на юг.

На север.

Так подсказывало ему сердце. Совершенно определенно.

На север.

Стрелок тронулся в путь.

Он шел уже три часа. Дважды он падал и больше не надеялся, что сможет подняться еще раз. Но набежала волна. Достаточно большая, чтобы заставить его вспомнить о револьверах, и он встал, сам не зная как. Ноги дрожали, как ходули.

По примерным подсчетам, за эти три часа он одолел около четырех миль. Солнце уже припекало, но все-таки не настолько сильно, чтобы так трещала голова и пот ручьями стекал по лицу. С моря дул ветер, но опять же – вряд ли такой легкий бриз мог вызвать приступы дрожи, озноб, который время от времени пробирал стрелка, заставляя его тело покрываться гусиной кожей, а зубы стучать.