Array Антология - Смертельно опасны

– Лори, ну же, говори. – Он попытался заставить голос звучать твердо, но ласково.

– Кое-что случилось.

– Лори, – снова попытался он дозваться, как делал, когда она ссорилась с братом или с начальником, – давай сделай глубокий вдох и рассказывай.

– Куда она подевалась? – раздалось в трубке. – И как она меня найдет? Она же совсем маленькая. Она ничего не знает. На них надо жетончики вешать, вроде ошейника – помнишь, как когда мы были маленькие?

Он ничего такого не помнил, и в голове у него вдруг поднялся гул, который мешал слушать.

– Лори, скажи мне, что случилось.

Она рассказала.

Рассказала, как все утро ездила по адресам людей, которые продавали в Интернете подержанные газонокосилки. Устала и решила остановиться выпить кофе в одной популярной кофейне.

Эту женщину она там видела постоянно. Они поболтали в очереди: о том, что кофе тут жутко дорогой, но отказать себе невозможно. И вообще, что такое этот «американо»? И, да, еще о детях говорили. Она точно помнила, что у той дамочки были дети. Кажется, двое. И надо-то было подождать всего две минутки, ну, максимум пять.

– Чего подождать? – спросил он.

– Я не знаю, как это получилось, – сказала она, – но я пролила кофе и забрызгалась с ног до головы. Все вылила прямо на новый белый плащ. Который ты мне на Рождество подарил.

Он вспомнил, как она открывала коробку, как трепетала упаковочная бумага. Она тогда сказала, что никто, кроме него, никогда не дарил ей одежду, которую упаковывают в коробки с бумагой и золотыми наклейками.

Надела плащ и покрутилась перед зеркалом. «Ой, как он блестит!»

Забравшись к нему на колени, улыбнулась и сказала, что только мужчина додумался бы подарить молодой маме белый плащ.

– Он был насквозь мокрым, – продолжала она. – Я попросила ту женщину присмотреть за Шелби, пока я сбегаю в туалет. Я немножко задержалась, потому что пришлось просить ключ. Ну, знаешь, такой, со здоровым брелоком, который хранится за кассой.

Когда она вышла из туалета, женщина пропала – и Шелби тоже.

Он не помнил, чтобы ему хоть раз подумалось, что в ее рассказе что-то не так. Просто принял все как факт. Это случилось, и случилось с ними – целая вереница невозможных событий, которые сошлись в единой точке и привели к тому, что Шелби пропала и никто не знает, где она.

Но на сей раз ему почти с самого начала разговора стало понятно, что полицейские считают, будто им описали неполную картину – или же не все в этой картине сходится.

– Я им не нравлюсь, – сказала Лори. А он сказал, что ничего подобного, да и в любом случае неважно. Хотя, быть может, это и было важно.

Как бы ему хотелось, чтобы они видели, как Лори в тот день ввалилась во входную дверь: с расстегнутой сумкой, во все еще мокром от пролитого кофе плаще. Рот у нее был широко разинут, и он не мог оторвать взгляда от этой красноты, кровоточащей, изодранной в клочья.

Через несколько часов, когда у них в доме собралась вся семья, она содрогалась от рыданий в его объятиях, а ее брат болтал что-то о системе «ЭМБЕР» [5]и о «законе Меган» [6], о которых слышал на лекциях по уголовному праву и от приятелей-копов из спортзала. А он, чувствуя, как она прижимается к нему, смотрел на торчащий из воротника ее свитера крохотный завиток – ангельски-белый волосок Шелби.

К концу второй недели полиция так ничего и не выяснила – или если и выяснила, то ничего не говорила. Ситуация будто бы изменилась – возможно, ухудшилась.

– Любой бы так сделал, – сказала Лори. – Все так постоянно делают.

Он смотрел, как детектив смотрит на нее. На сей раз это была женщина-детектив. Волосы у нее были затянуты в тугой хвост, и она вечно щурилась, глядя на Лори.

– Что делают? – спросила детектив.

– Просят кого-нибудь минутку последить за ребенком, – пояснила Лори и напряженно выпрямилась. – Не мужчину. Я бы не оставила ее с мужчиной. Или с какой-нибудь бездомной теткой, которая замахивается на прохожих расческой. Это была женщина, которую я видела там каждый день.

– И звали ее… – Они спрашивали имя этой женщины уже не раз. Им было известно, что она его не знает.

Лори подняла взгляд на детектива, и он заметил, что у нее под глазами проступают голубые венки. Ему хотелось обнять ее, напомнить, что он рядом, успокоить. Но прежде чем он успел хоть что-нибудь сделать, она вновь заговорила.

– Миссис Катерпиллар! – воскликнула она, всплеснув руками. – Миссис Лингуини. Мадам Лафарг.

Детектив смотрела на нее, не говоря ни слова.

– Давайте попробуем найти ее в Интернете, – сказала Лори, выпятив подбородок. В глазах ее появился какой-то упрямый блеск. Сколько же было за эти недели таблеток, ночных бдений, снотворного и успокоительных, сколько раз она бродила по дому до самого утра, разговаривая ни о чем, боясь прилечь хоть на минуту…

– Лори, – начал он. – Не надо…

– Со мной вечно все случается, – сказала она, оседая на стуле. Голос ее вдруг сделался тихим и странно вялым. – Это так нечестно.

Он заметил, что происходит, как обмякает ее тело, и бросился, чтобы поддержать.

Она едва не выскользнула из его рук; глаза закатились.

– У нее обморок! – воскликнул он, подхватывая Лори. Руки у нее были холодные, как трубы зимой. – Позовите кого-нибудь.

Детектив не двинулась с места, продолжая смотреть.

– Я не могу об этом говорить, потому что еще не оправилась, – сказала Лори журналистам, которые ждали возле полицейского участка. – Это слишком тяжело.

Крепко держа ее за руку, он попытался продвинуться сквозь толпу, плотную, будто ком у него в горле.

– Правда, что вы нанимаете адвоката? – спросил один из журналистов.

Лори оглядела их. Он видел, как она открыла рот, и не успел ее остановить.

– Я не сделала ничего плохого, – сказала она с такой беспомощной улыбкой, словно толкнула чью-то тележку в супермаркете.

Он смотрел на нее, понимая, что она имела в виду: что оставила Шелби лишь на несколько мгновений, несколько жалких секунд. Но еще он понимал, как это звучит и как выглядит эта испуганная улыбка, которую она не смогла удержать.

Это был единственный раз, когда он позволил ей говорить с журналистами.

Потом, дома, она увидела себя в вечерних новостях.

Медленно подошла к телевизору, встала перед ним на колени, шурша джинсами по ковру, и сделала кое-что странное.

Она обняла его, будто плюшевого мишку, будто ребенка.

– Где она? – прошептала Лори. – Где она?

И ему так захотелось, чтобы журналисты увидели ее сейчас, увидели, как непостижимо, словно жар лихорадки, поднимается в ней горе.

Но все же он был рад, что они этого не видят.

Как-то глухой ночью, перед самым рассветом, он проснулся и не увидел ее рядом.

С отчаянно колотящимся сердцем он обыскал весь дом. Думая, что ему это, должно быть, снится, звал ее по имени, звал их обеих.