Гильермо дель Торо - Штамм. Закат

Вестибюль здания представлял собой высоченный зал, простирающийся едва ли не до самой крыши: десять ярусов балконов, огражденных перилами. Вместе с сопровождающим Сетракян и Фет поднялись по эскалаторам на пятый этаж в офис представителя «Сотбис».

Как только они вошли, представитель – а точнее, представительница – аукционного дома надела бумажную маску. Она даже не подумала выйти из-за своего стола. Рукопожатия давно считались вопиющим нарушением санитарии. Сетракян вновь изложил свое намерение, женщина кивнула и достала пачку бланков.

– Укажите имя и номер вашего брокера, – сказала она. – И будьте так добры перечислить все ваши счета ценных бумаг. В доказательство вашего намерения участвовать в торгах вы должны авторизовать перевод денежных средств на сумму в один миллион долларов – это стандартный депозит для аукциона такого уровня.

Крутя в своих изувеченных пальцах шариковую ручку, Сетракян коротко взглянул на Фета.

– Боюсь, в настоящий момент я только выбираю своего брокера. Однако я и сам обладаю некоторыми весьма интересными предметами антиквариата. Я был бы счастлив выставить их в качестве залога.

– Мне очень жаль.

Представительница забрала у Сетракяна бланки и принялась раскладывать их по ящикам стола.

– Могу ли я… – заговорил профессор, возвращая представительнице шариковую ручку, однако передумал и сказал по-другому: – Что бы я действительно хотел сделать, прежде чем принять окончательное решение, так это посмотреть предметы, указанные в каталоге.

– Боюсь, эта привилегия предоставляется только зарегистрированным участникам торгов. Как вам, наверное, известно, меры безопасности у нас очень и очень строгие, причем именно из-за того, что некоторые предметы, выставленные на аукцион…

– «Окцидо люмен».

Женщина шумно сглотнула.

– Совершенно верно. Этот предмет… Уж коль скоро вы так хорошо осведомлены, вокруг этого предмета много мистики… И естественно, если учесть положение дел здесь, на Манхэттене… а также тот факт, что за последние два столетия ни один аукционный дом не выставлял «Люмен» на торги… Словом, не обязательно быть особо суеверным, чтобы связать эти два обстоятельства между собой.

– Я уверен, что здесь важную роль играет финансовая составляющая. Иначе зачем вообще затевать этот аукцион? «Сотбис» явно полагает, что комиссия от продажи «Окцидо люмен» перевешивает риски, связанные с выставлением этого предмета на торги.

– Я воздержусь от комментариев по поводу наших коммерческих дел.

– Ну пожалуйста. – Сетракян мягко положил ладонь на край стола, словно то была рука самой представительницы. – Неужели это невозможно? Неужели нельзя устроить так, чтобы один очень старый человек просто взглянул?..

Глаза женщины смотрели поверх маски все так же непреклонно.

– Нет, нельзя.

Сетракян снова взглянул на Фета. Специалист по борьбе с паразитами поднялся во весь рост, стянул маску с лица и предъявил сидевшей за столом женщине значок муниципального служащего.

– Терпеть не могу прибегать к таким мерам, однако я должен немедленно видеть коменданта здания. Человека, отвечающего за данную городскую собственность.

При виде коменданта здания, вошедшего в кабинет вместе с Фетом и Сетракяном, директор Североамериканского отделения «Сотбис» поднялся из-за стола.

– Что тут у нас происходит? – спросил комендант; маска на его лице колыхнулась от энергичного движения воздуха. – Этот джентльмен утверждает, что мы должны очистить здание.

– Очистить… Что?!

– У него есть полномочия закрыть здание на семьдесят два часа, пока городские службы здесь все не проинспектируют.

– Семьдесят два… А как же тогда аукцион?

– Отменяется, – объявил Фет и пожал плечами для усиления эффекта. – Если только…

Черты лица директора словно бы разгладились под маской – до него вдруг дошел смысл сказанного.

– Город вокруг разваливается на глазах, и вдруг вам приходит в голову именно сегодня, сейчас, явиться сюда за взяткой?

– Я пришел вовсе не за взяткой, – сказал Фет. – По правде говоря – и вы, вероятно, догадались об этом по моему виду, – я некто вроде страстного любителя искусства.

Разрешение на частичный доступ к «Окцидо люмен» было получено. Осмотр состоялся в специальной выгородке со стеклянными стенами, которая сама по себе размещалась в большом демонстрационном зале без окон на девятом этаже, куда вели двойные двери, запираемые на ключ. Книга хранилась в пуленепробиваемом контейнере. Его отомкнули, и «Окцидо люмен» наконец явилась миру. Фет с интересом наблюдал, как Сетракян готовится к обследованию фолианта, который он столь долго искал. Скрюченные руки профессора были облачены в белые хлопчатобумажные перчатки.

Старинную книгу бережно положили на пюпитр из белого дуба, отделанный затейливой резьбой. Размерами она была 30,5 на 20,3 на 4,6 сантиметра. 489 сшитых листов. Текст рукописный, выполнен на пергаменте. Двадцать страниц украшены цветными рисунками. Переплет кожаный. На передней и задней обложках, а также на корешке пластины из чистого серебра. Все обрезы опять-таки посеребренные.

Только теперь Фет понял, почему Патриархам так и не удалось завладеть «Люменом». И почему Владыка до сих пор не явился и не забрал книгу силой – здесь и сейчас.

Серебряная оболочка. Эта книга была в буквальном смысле вампирам не по рукам.

Над пюпитром с двух сторон возвышались видеокамеры, укрепленные на изогнутых стебельках, – они снимали раскрытую книгу и транслировали изображение на большие вертикальные плазменные экраны перед Фетом и Сетракяном. На изукрашенной странице в начале сборного листа была детально изображена фигура с шестью отростками, оттиснутая фольгой из чистого, сверкающего серебра. Стиль и тонкая каллиграфия текста, окружающего фигуру, говорили об очень дальнем прошлом, словно бы несли весть из совсем иного мира.

Василия заворожило благоговение, с каким Сетракян разглядывал «Люмен». Книга была сделана очень искусно, и это произвело на Фета сильное впечатление, но что касается иллюстраций, он лишь терялся в догадках: Василий не имел ни малейшего понятия о том, что представало его взору. Он ждал какого-то озарения, подсказки старого профессора. Василий ясно видел только одно – поразительное сходство между иллюстрациями в «Люмене» и знаками, которые они с Эфом обнаружили в подземелье. Даже тройной символ полумесяца и тот присутствовал в книге.

Сейчас Сетракян с особой сосредоточенностью разглядывал один конкретный разворот: на левой странице был только текст, на правой – роскошная цветная иллюстрация. То, что это произведение искусства, Василий понимал, но, помимо явной художественности рисунка, не видел там ничего, что могло бы поразить воображение старика – да еще так сильно, что на глазах Сетракяна выступили слезы.