Энн Райс - Волки на переломе зимы

Тибо покачал головой и аккуратно вытер рот салфеткой. Со своей сединой и изрезанным глубокими морщинами лицом он выглядел на несколько десятков лет старше Сергея, но это ничего не значило.

– Это случилось задолго до меня, молодой человек, – сказал он своим приятным баритоном. – Должен признаться, что я новичок в этой стае. Даже Фрэнк видел миры, о которых я не имею никакого представления. Но пытаться выведать правду у этого джентльмена – совершенно неблагодарное занятие. О своем происхождении любит говорить только Маргон, а все остальные посмеиваются над ним из-за этого. Сознаюсь, что и я тоже.

– Я вовсе не смеюсь над ним, – возразил Ройбен. – Напротив, я ловлю каждое его слово и мечтаю о том, чтобы каждый из вас когда-нибудь облагодетельствовал нас своим рассказом.

– Облагодетельствовал! – недовольно простонал Стюарт. – Для нас с тобой это окажется окончательной и бесповоротной утратой невинности. Но, вероятнее всего, мы просто помрем от скуки. Кроме того, у меня бывает страшная аллергическая реакция на вранье, так что я точно помру.

– Тибо, позвольте, я попробую угадать что-нибудь о вас, – предложил Ройбен. – Если вы не возражаете?

– Нисколько, – ответил Тибо.

– Вы жили в девятнадцатом веке и родились в Англии.

– Почти так, – с понимающей усмешкой подтвердил Тибо. – Но мое перерождение в морфенкиндера произошло не в Англии. В это время я путешествовал по Альпам. – Он умолк и застыл, как будто эти слова пробудили в нем какие-то давние и не слишком приятные воспоминания. Посидев так несколько секунд, он словно очнулся, взял чашку с кофе и отхлебнул из нее.

Сергей произнес какую-то длинную фразу, похожую на отрывок стихотворения, но точно сказать, так ли это, Ройбен не смог бы, поскольку он говорил по-латыни. Тибо же улыбнулся и кивнул.

– Ну вот, великий ученый, который ест руками, снова изволит шутки шутить, – сказал Стюарт. – Сергей, честное слово, я не смогу стать счастливым, пока не вырасту таким же большим, как вы.

– Вырастешь, – успокоил его Сергей. – Ты же у нас чудо-щенок, как любит говорить Фрэнк. Потерпи немного.

– Но почему вы не можете прямо и открыто говорить о том, где и когда родились, – спросил Стюарт, – как это сделал бы любой другой?

– Потому что об этом не говорят, – резко ответил Сергей. – А если об этом говорят прямо и открыто, это звучит смешно!

– Но у Маргона же хватило искренности именно так прямо и откровенно ответить на наш вопрос.

– Маргон пересказал вам старый миф, – сказал Тибо, – который выдает за правду, потому что вам требовался миф, вам нужно было узнать, откуда он взялся.

– Вы хотите сказать, что все это ложь? – удивился Стюарт.

– Ни в коем случае, – ответил Тибо. – Откуда мне знать, как все было на самом деле? Но учитель любит рассказывать. И его рассказы время от времени меняются. Мы не наделены беспорочной памятью. Истории живут своей собственной жизнью, особенно истории о жизни Маргона.

– О, нет, только не это! – воскликнул Стюарт, похоже, всерьез расстроенный этими словами; его голубые глаза сверкнули словно от гнева. – Маргон – единственное стабилизирующее начало в моем новом существовании.

– А нам необходимо стабилизирующее начало, – чуть слышно поддержал его Ройбен. – Особенно такое, которое рассказывает нам о том, как устроено это самое существование.

– Вы оба попали в исключительно надежные руки, – сказал Тибо. – Что же касается вашего ментора, то это была шутка.

– Но как насчет того, что он рассказывал нам о морфенкиндерах? – вскинулся Стюарт. – Это, надеюсь, правда, верно?

– Сколько можно спрашивать одно и то же? – вновь вступил в разговор Сергей. Его голос звучал гораздо глубже, чем у Тибо, скорее бас, чем баритон, и заметно грубее. – То, что он вам говорит, – правда, насколько ему известно. Чего еще можно хотеть? Правда ли, что я происхожу из того племени, которое он описывал? Я не знаю. И откуда мне знать? Морфенкиндеры есть везде, по всему миру. Но я скажу одно: я никогда не встречал среди них такого, кто не уважал бы Маргона Безбожника.

Это немного успокоило Стюарта.

– Маргон – легенда среди бессмертных, – продолжал Сергей. – Где угодно можно встретить таких бессмертных, для которых нет ничего лучше, чем полдня просидеть подле ног Маргона. Вы сами в этом убедитесь. Полагаю, довольно скоро. Но принимать все, что говорит Маргон, за аксиому все же не следует.

– У нас нет времени на все это, – с саркастической ноткой в голосе сказал Тибо. – У нас слишком много дел, реальных дел, всяких мелочей, от которых действительно зависит жизнь.

– Например, сложить несколько тысяч салфеток, – подхватил Стюарт, – почистить кофейные ложечки, повесить украшения и позвонить моей матери.

Тибо чуть слышно рассмеялся.

– И правда – чем был бы сейчас мир, не будь салфеток? Что делала бы без салфеток западная цивилизация? Мог бы Запад существовать и процветать без салфеток? И кем бы ты, Стюарт, был без твоей матери?

Сергей громко, раскатисто расхохотался.

– Ну, я-то точно знаю, что вполне могу прожить без салфеток, – сказал он и облизал пальцы. – Эволюция салфеток идет от полотна к бумаге, и мне отлично известно, что без бумаги Запад существовать не может. Вообще. А ты, Стюарт, еще слишком мал для того, чтобы существовать без матери. Мне твоя мать нравится.

Сергей отодвинул стул, одним глотком допил пиво и направился к двери, чтобы отыскать Фрэнка и «вытащить эти столы наружу, под дубы».

Тибо сказал, что им тоже пора взяться за дело, и первым направился к выходу. Но ни Ройбен, ни Стюарт ни встали с мест. Стюарт подмигнул Ройбену, а тот повернулся и бросил многозначительный взгляд на Лизу, которая стояла у него за спиной.

Тибо задержался было в дверях, но потом пожал плечами и пошел дальше, не дожидаясь своих молодых сотрапезников.

– Лиза, не могли бы вы оставить нас на несколько минут? – спросил Ройбен.

Неодобрительно усмехнувшись, но, не сказав ни единого слова, она вышла и плотно закрыла за собой дверь.

Стюарт с трудом дождался этого мгновения.

– Что за чертовщина тут происходит? Почему Маргон сердится? Они с Феликсом не разговаривают друг с другом. И с Лизой что за штучки? И, вообще, что творится?

– Даже и не знаю, с чего начать, – ответил Ройбен. – Если я до ночи не поговорю с Феликсом, то, наверно, сам сойду с ума. Но что ты имел в виду насчет Лизы? Что тебя удивило?

– Шутишь, что ли? Это ведь не женщина, это мужчина! Разве не заметил, как «она» ходит и движется?

– О, так вот в чем дело… – протянул Ройбен. – Ну, конечно…

– Меня это совершенно не волнует, – сказал Стюарт. – Кто я такой, чтобы ее осуждать? Хочет ходить в бальном платье – пусть ходит. Я гей, защитник прав человека. Хочет играть в Альберта Ноббса – почему бы и нет? Но и у нее, и у Хедди, и у Жана-Пьера есть и другие странности. Они не… – Он умолк, не договорив фразы.