Гай Гэвриел Кей - Звездная река

Его это не слишком заботило. Он обеспечил благополучие принца, и Шань, и своих людей. У них пострадавших не было. Ни одного. Он проследил, чтобы подобрали стрелы. Поискал разбойников, которые присоединились к ним в темноте, но они уже растворились в болотах, и он не мог их за это винить. Они вернутся, когда Дайянь и его люди уйдут. Он велел своим солдатам поймать как можно больше уцелевших коней.

Они зажгли факелы. Он осознал, что его люди теперь смотрят на него как-то иначе, с чем-то вроде благоговения, и что в глазах принца Чжицзэна появилось другое выражение.

Он подумал, не поговорить ли с принцем еще раз, воспользоваться ночной победой, чтобы снова настаивать на возможности остановиться в Цзиньсяне, собрать армии, прогнать всадников в степи, отвоевать Ханьцзинь, а потом и север.

Здравый смысл подсказал ему, что время для этого неподходящее. И в этом, как оказалось, он не ошибся. Принцы могут делать совсем другие выводы, чем от них ожидают, даже относительно тех мгновений и людей (и сражений), которые спасли им жизнь, подвели ближе к желанному трону. Чжицзэн ожидал смерти с того времени, когда они узнали, что преследователи их догоняют. Он жил в страхе с того момента, когда они ночью углубились в болото.

В темноте перед восходом солнца они разожгли костры, чтобы согреться, и выставили караульных, опасаясь тигров, рев которых слышали, но которых так и не увидели. Цзыцзи не отпускал шуток насчет тигров в ту ночь.

Они больше не боялись преследователей. Отсюда они поскачут быстро, но без излишней спешки. Они смогут отдыхать и спать.

Дайянь провел последние часы ночи с Шань, на высоком участке земли. Она уснула, прислонившись к его плечу, а он прислонился спиной к искривленному, поросшему мхом дереву. Он понял, что ему теперь все равно, увидят ли их. Она была необходима ему. Впереди у него будет немного таких возможностей.

Перед тем как уснуть, она сказала:

– Будь осторожен с принцем. – Он и сам думал так же.

Он спал недолго, беспокойным сном, проснулся до восхода солнца. Остался на месте, потому что она еще спала. Услышал голоса зимних птиц, когда небо начало светлеть и мир приобрел знакомый облик.

Ханьцзинь принадлежал им, но Вань’йэнь по-прежнему предпочитал ночевать в своей юрте. Он никогда не любил стен и не понимал, как он сможет к ним приспособиться и хочется ли ему этого.

На восходе солнца к нему пришел шаман в безрукавке из лосиной шкуры, с колокольчиками и барабаном у пояса, с раскрашенными глазами и двойными шрамами на лопатках.

– Я видел сон, – сказал он.

Вань’йэнь не любил своего шамана, но это не имело значения. Он устал, еще не совсем проснулся. Он откашлялся и сплюнул на землю рядом с костром. Сегодня утром потеплело. Снег растаял. Он выпадет снова.

– Что я должен знать? – спросил он.

– Твой брат умер прошлой ночью, – без всякого предупреждения. Холодные слова. Он такой, их шаман. – Большая часть его отряда погибла вместе с ним. Там была вода, – прибавил он.

Вань’йэнь не ожидал того чувства, которое охватило его. Раскрашенные глаза какое-то мгновение удерживали его взгляд, потом шаман посмотрел на утреннее небо, где парил орел.

Вань’йэнь постарался не выдать никаких чувств. Шаманам нельзя доверять. Они ходят в другом мире. Между мирами.

Теперь он окончательно проснулся. И складывал числа в уме. Ему хорошо давались числа. И он умел принимать решения.

Он вызвал своих командиров в юрту, и они пришли. Некоторые были пьяны. Они были пьяными с тех пор, как пал город. Назвал тех, кто останется здесь командовать, и отдал приказ относительно Ханьцзиня. Стены должны быть восстановлены, теперь это их город. Он назвал тех, кто поведет повозки и пленных на север. Эти люди обрадовались. Они поедут домой.

Он взял тридцать тысяч всадников и отправился на юг. Послал на запад гонцов к своей армии, все еще осаждавшей Еньлин. Двадцать тысяч из них получили приказ следовать туда же, куда и он. Возможно, он объединит эти две армии. Он решит это потом. Зимой не воюют, это всем известно, но иногда обстоятельства вынуждают тебя идти против старой мудрости.

Сбежавший принц может объединить и поднять Катай. Поэтому ему нужно снова захватить этого человека. Теперь они ведут другую войну, он и этот Жэнь Дайянь. Он поймал себя на том, что вспоминает ночь на северо-востоке, когда его унизили, заставив плясать среди костров.

Вань’йэнь не любил, когда его заставляют плясать.

Эти изнеженные южные люди раньше, чем они хотя бы подумают о нанесении ответного удара, вспомнят о гордости, почувствуют надежду, должны хорошо понимать, с чем они столкнулись. Какую кровавую и широкую полосу смерти могут выкосить в их рядах всадники с Черной реки даже в зимнее время.

Он мог бы назвать это местью за брата, его всадникам это понравилось бы, они бы поняли это. По правде сказать, он собирался сломить Катай с такой жестокостью, чтобы ни один человек даже не подумал поднять меч, палку, лук, не посмел поднять голову в деревне или на ферме, когда мимо проезжает степной всадник.

Он не преследовал принца, он понятия не имел, куда тот направляется, а Катай очень обширный. Его брат хотел, чтобы они вместе отправились к южному морю. Его брат был честолюбивым и глупым, и он мертв.

На вторую ночь по пути на юг, поздно, возможно, потому что выпил слишком много перед тем, как лег спать, он обнаружил, что не может уснуть. Он вспоминал Бай’цзи, как они росли вместе, первую охоту на волков, первые сражения. Он вышел из юрты и посмотрел вверх, на звезды. Почувствовал, как его охватывает печаль и воспоминания. Это чувство прошло. И больше никогда не возвращалось.

– Не следует ли нам отправить всех на юг? – спросил Лу Чао у брата-поэта в конце той зимы.

Было слишком холодно, чтобы выходить из дома даже в солнечный день. Они сидели по обе стороны от горящего очага в кабинете старшего брата и пили чай.

– Куда? – спросил Чэнь. – Куда бы ты хотел нас отправить?

– Не знаю, – признался младший брат.

– Нам нужно кормить людей. Эта ферма наконец начала работать, как надо, благодаря моей мудрости и усердному труду.

Лу Чао позволил себе по-братски насмешливо фыркнуть.

Старший брат улыбнулся. Через мгновение он прибавил:

– Ты в этом уверен? Или пытаешься самого себя в этом убедить?

Поэт рассмеялся.

– Боги послали мне в наказание умного брата, это несправедливо, – он сделал глоток чая. – Я ни в чем не уверен, – сказал он. – Но мы слишком далеко, алтаи сюда не придут, и наверняка кто-нибудь организует защиту Великой реки, если не реки Вай.

– Наверняка, – криво усмехнулся младший брат. Потом прибавил тем же ироничным тоном: – Наши доблестные армии?