Array Коллектив авторов - Мать извела меня, папа сожрал меня. Сказки на новый лад

Постель была очень приятна после бетонного пола – до того приятна, что я чуть было не начал пересматривать текущий образ жизни: затаился в ангаре, немытый-небритый, прячусь от почти уже бывшей жены. Но мысль пошла по кругу – скрываться не так уж и плохо, ведь именно поэтому я здесь, в роскошном особняке с мягкими простынями и добрыми девочками.

Потом я частенько пробирался по узкой черной лестнице и спал в отдельной комнате, приткнутой под самой крышей. Ставил себе будильник на наручных часах и, едва забрезжит рассвет, украдкой выбирался наружу. Летом двери коттеджа не запирались, хозяева всегда были дома – ну или прислуга. Я за ними подсматривал, если был удобный случай. Садовник-мексиканец разъезжал на газонокосилке совершенно без толку – ничего не стриг, просто нравилось кататься. У беседки курила горничная, и оба порой исчезали в кустах – потрахаться.

Однажды у матери девочек в жизни случился какой-то просвет, и она надела белоснежный теннисный костюм. Бегала с Розой по глиняному корту, неловко отбивая мячи слабыми руками. Снежка сидела за боковой линией и фотографировала для семейного альбома.

То был редкий случай, когда мать можно было увидеть на воздухе, на солнышке, такую оживленную.

Однако уже через пятнадцать минут она снова ушла в дом, то ли разозлившись, то ли расстроившись. Швырнула ракетку, выпалила что-то, я не разобрал. Я видел лица девочек, когда она уходила. Грустные, но спокойные; видно, они смирились с тем, что у них такая мать – умственно отсталая красавица с паучьими руками и ногами, с беспричинными истериками.

Может, никакая она не балерина, подумал я. В мире не так уж много умственно отсталых балерин, насколько я могу себе представить, а таких полоумных анорексичек, как эта, наверняка хватает.

Тем же вечером, уже в сумерках, девочки пришли поплавать со мной в озере. Роза намылила мне голову шампунем. Один из очень редких случаев, когда сестры меня касались. Они вообще не были склонны к физическому контакту. Обе явно выросли без особых ласк, да к тому же я был для них старый хрен, часто еще и вонял, в общем – ничего привлекательного. Вдруг я решу, что они заигрывают: без сомнения, этого они и опасались.

Но тогда у причала Роза с хохотом толкнула под воду мою намыленную голову, а когда я вынырнул, отплевываясь и отдуваясь, Снежка снова нажала ладонью мне на макушку, и обе принялись в шутку топить меня.

Мы были счастливы.

А потом Роза сказала:

– Интересно, какой он будет без бороды?

Снежка тоже на меня посмотрела, затем выбралась на причал, обмоталась полотенцем и умчалась в дом. Через минуту вернулась с бритвенным прибором. Даже ножницы не забыла – тут никакая бритва бы не справилась, – и старое ручное зеркальце, оправленное в тяжелое серебро.

Снежка состригла космы бороды. Потом обе смотрели, как я сажусь на мелководье и сбриваю оставшуюся щетину, глядя в зеркало, которое держала Роза.

– А что, он вполне ничего, – сказала она, когда я закончил.

Я макнул лицо в воду, протер глаза. По озеру плыли хлопья пены для бритья с девчоночьим запахом.

– Похож на того актера. – Снежка склонила голову набок. – Помнишь, такой верзила-француз с кривым носом?

– Да, похож, – кивнула Роза.

– Такой страшненький, – сказала Снежка. – А всем нравится, никуда не денешься.

– Точно, – воскликнула Роза. – Страшненький, как ты.

– Но очень милый, – добавила ее старшая сестра.

– Де-евочки, – сокрушенно протянул я, – вы б учились говорить правду чуть пореже, а?

– Зачем? – спросила Снежка.

– Ну, во-первых, этим можно обидеть.

– Извини, – сказала Роза. – Мы не хотели.

– Знаю, – ответил я. – Знаю. А во-вторых: если вы заведете привычку говорить мужчинам правду – никогда не встретите настоящую любовь и не выйдете замуж.

– Я и так никогда не выйду замуж, – сказала Роза.

– Я тоже, – сказала Снежка.

– Откуда вы знаете?

– Это полная дурость, – сказала Снежка.

– Все равно что ногу себе отрезать, – сказала Роза.

– Браки бывают разные, – сказал я.

– Да ну тебя, – сказала Снежка.

– Ты ж сам женат вроде, – сказала Роза. – Но сейчас твоей жене больше нравится кто-то другой.

– Поэтому скоро ты будешь уже не женат.

– В общем-то, правда, – сдался я.

– Тогда почему ты защищаешь эту глупость? – спросила Снежка.

– Раньше ты был почти совсем нормальный, – добавила Роза, – а теперь таскаешь рулон туалетной бумаги в грязном вонючем рюкзаке. – И она даже вздрогнула от отвращения.

– Мы просто рассуждаем, – сказала Снежка, как бы извиняясь.

Тут до нас донесся необычный звук – для наших тихих летних вечеров он действительно был редок: шорох шин на гравийной дорожке перед домом.

– Ни фига себе, – выдохнула Снежка.

– Папа… – сказала Роза.

– Это третий раз за все лето, – сказала Снежка.

– В первый раз он приехал на час, – сообщила мне Роза.

– Второй был на мой день рождения, – добавила Снежка.

– Он пробыл пятнадцать минут.

– Привез мне подарочный сертификат.

Я здорово напрягся, опасаясь, что меня с ними застукают. Вся моя одежда валялась кучей на берегу, кроме трусов на мне. Если папаша свернет за угол, я окажусь в зоне прямой видимости. В ангаре у меня была сменная одежда, так что оставалось только уплыть – на берег, скрытый от дома деревьями, а оттуда отступить в ангар.

– Мне пора, – сказал я сестрам.

– Не волнуйся. Мы его сейчас заболтаем, – сказала Роза.

Обе вскарабкались на причал, капая водой с длинных ног. Накинули полотенца и пошлепали к сланцам, оставляя мокрые следы на сухих досках. Потом зашагали вверх по травянистому склону – не бегом, безо всякого нетерпения. Просто потому что так надо.

Мысленно я возблагодарил судьбу за отсутствие детей – некого разочаровывать. Хотя мне хотелось бы, чтобы сестры были моими дочерями – даже я засиял бы на фоне такой серой куклы.

Правда, у меня нет его богатства. И тем не менее.

Я как можно глубже ушел в воду и подсматривал за ними – вода плескалась прямо под носом. Губы я плотно сжал.

В этот раз костюм был черный, как у похоронного агента, и в сумерках я различал только серебристую головную гарнитуру. Он говорил по телефону, пока дочери взбирались ему навстречу по склону. Роза неловко шагнула к нему, словно хотела обнять, но он отгородился ладонью, покачал головой и, не прекращая разговора, развернулся и опять стал ходить туда-сюда.

Роза отошла.

Мне пришла мысль, что девочкам было бы даже лучше, если б он умер – теоретически, без угрозы лично ему. Да и ко мне все это не имело отношения.

Секунду спустя снова мысль: если бы кто-нибудь разорвал пополам эту фигурку со свадебного торта, их не ранило бы его постоянное холодное равнодушие, а деньги остались бы.