Линкольн Чайлд - Третьи врата

— Ну и что дальше? — прокричала она. — Будем ждать, пока не утонем в этом дерьме?

— Мы не утонем! — прокричал в ответ Логан.

Новый, еще более яростный толчок. Они прильнули друг к другу, а вся конструкция задрожала и резко накренилась.

— Она может рухнуть в любой момент, — произнес Джереми. — Когда это произойдет, не паникуйте! На нас обрушится болото. Что бы ни случилось, держитесь за меня. Крепко! Я вцеплюсь в эту стойку, здесь она надежно прикреплена к граниту и никуда не сдвинется.

Он сорвал с себя рубашку, расстегнул ремень и выскользнул из штанов. Потом сдернул рубашку с Тины. Пуговицы разлетелись в разные стороны, обнажив грудь.

— Какого черта вы делаете? — возмутилась она.

— Снимайте джинсы, — приказал он. — Быстро! Ваша одежда станет дополнительным грузом, и тогда вы никогда не выберетесь на поверхность.

Она расстегнула молнию на джинсах и быстро сняла их.

— Как только давление уравновесится, мы всплывем. Крепко держитесь за меня. Что бы ни случилось, постарайтесь не потерять ориентацию. Закройте глаза перед тем, как мы начнем подниматься вверх, — это поможет сохранять положение в грязи. — Джереми взглянул вниз на конструкцию под ними и быстро произвел подсчеты. — Мы должны подняться вверх на тридцать пять футов. Успокойте дыхание, контролируйте скорость подъема и расход кислорода. Понятно?

Тина согласно кивнула. Она смотрела на грязь и тину, которая уже доходила им до пояса и продолжала подниматься, густая и вязкая, как шоколадный шейк.

— Тина! — закричал Логан. — Вам все понятно?

В этот момент произошел последний разрушительный толчок, заскрежетал металл, сорвало потолок — и на них ринулось черное нутро Судда, начавшего сжимать их в своих смертельных объятиях.

Фрэнк Ковински прокладывал путь через болотную грязь и тину. Глаза резало от песка, а уши и ноздри забились густой, непродыхаемой слизью. Казалось, болото протянуло к нему гигантские невидимые щупальца, хватавшие его за одежду, пытаясь затянуть на дно. В этой грязевой тьме попадались палки, папоротники и камыши, что-то более мягкое, скользкое, что он даже не пытался определить. Некоторые из них удавалось использовать в качестве опор для рук и ног, и Фрэнк пробирался через скользкую и смрадную вселенную грязи.

Сколько он уже барахтается в этой клоаке? Секунд шестьдесят? Легкие начали гореть. Следовало бы набрать побольше воздуха — он потратил много драгоценного кислорода на то, чтобы заставить себя погрузиться в это болото. Неужели это стало ошибкой? Может быть, стоило попытаться выйти через разрушенный ад «пуповины»? Но нет — это бы означало верную смерть.

Было ужасно ощущать, что ты находишься в кромешной тьме, не знать, сколько еще осталось ползти, и все время медленно задыхаться от нехватки воздуха…

Неожиданно его голова ударилась обо что-то твердое. Из глаз посыпались искры, но одновременно это вывело Фрэнка из смертельной паники. Сначала он решил, что это один из плавучих понтонов станции. Но потом, когда вытянул вперед руку и ощупал этот твердый предмет пальцами, Ковински понял, что это здоровенное бревно, часть дерева, вросшего в трясину Судда. Он помотал головой, чтобы прояснить сознание — мотал настолько, насколько позволяла окружающая липкая смола, — затем оттолкнулся от деревянного бревна, переориентировался и вновь начал пробивать путь через черный кошмар.

Логан оказался абсолютно не готов к одной вещи: напряженному, неумолимому давлению Судда. Болото сжимало его холодными тисками: сверху, сзади, с боков. Оно сдавливало ему грудь, как будто пытаясь выдавить весь воздух из его легких. На какое-то мгновение он завис на месте и стал похож на насекомое, застывшее в янтаре; его охватило всепоглощающее, ужасное, близкое к клаустрофобии ощущение. Потом мощным усилием Джереми рванулся вперед, таща Тину за собой. Он почувствовал, как ее рука ходит туда-сюда в его руке, так как женщина тоже начала пытаться пробиваться вперед. Он усилил захват, переплел свои пальцы с ее и каким-то шестым чувством понял, что, если они расцепят пальцы, это будет означать неминуемую смерть для них обоих. Логан крепко закрыл глаза и сжал рот, попытавшись забыть про грязь и тину, набивающуюся в уши. Он все время отфыркивался, не давая грязи возможности попасть ему в нос.

Время от времени Джереми подгребал свободной рукой и отталкивал встречавшиеся ветки и сучки; там, где это было возможно, хватался за них и подтягивался вперед, продолжая крепко сжимать руку Тины. Однажды он почти запутался в гниющих корнях и усиках какого-то подводного растения. Борясь с паникой, вырвался и резко оттолкнул его в сторону, стараясь не потерять равновесие.

Их совместная борьба, общая скоординированная движущая сила, казалось, облегчали подъем; тот становился легче, чем если бы его осуществлял один человек. Отсутствие штанов и рубашек помогало пробираться через предательские подводные ловушки. И все же довольно скоро Логан почувствовал, как задрожала и задергалась рука Тины. В ее легких заканчивался воздух.

Насколько они поднялись? Пятнадцать футов? Двадцать? Невозможно определить. В руку Джереми попала еще одна ветка; он использовал ее, чтобы подтянуться вперед, потом потрогал ее ногой и опять рванулся вверх. Его легкие начало жечь. Рука Тины задергалась сильнее, и ему пришлось сжать ее крепче, чтобы она не выскользнула. Еще несколько мгновений, и Ромеро либо начнет хлебать грязную воду, либо потеряет сознание. Он не сможет продолжать поднимать ее мертвым грузом.

Джереми почувствовал, как быстро убывают его силы. Они оба утонут в бесконечной черноте, и их тела присоединятся к каравану мертвецов Нармера, который…

Неожиданно он почувствовал, что его свободная рука перестала ощущать сопротивление тягучей субстанции болота. И тут его голова ощутила такую же свободу, как и рука — она также могла двигаться свободно, более не сдерживаемая окружающей тиной и грязью. Кашляя и отплевываясь, Джереми подтягивал Тину наверх, пока она тоже не пробилась на поверхность.

Они оба были покрыты вязкой черной тиной — скорее болотные существа, нежели обитатели суши, — но, главное, теперь они могли снова дышать. Они добрались до поверхности.

Ковински совсем отчаялся. Прошло секунд девяносто, возможно, две минуты. Он находился в приличной форме, машинально работая руками и ногами, однако каждый атом его измученного тела молил о кислороде. Фрэнк должен быть где-то у поверхности — просто должен. Сейчас его глаза были широко раскрыты, несмотря на боль. Несомненно, свет должен пробиваться через этот ад. И в любой момент окружающая его невыносимая чернота должна просветлеть, потом станет еще светлее, а потом… воздух, благословенный воздух!