Джо Аберкромби - Лучше подавать холодным

– Это всем известно!

– У нее покалечена правая рука. Куча шрамов. После падения с горы, так она говорит. – Трясучка, не сводя глаз с Верного, ткнул себе пальцем в живот. – Здесь рубец, и на спине еще один. Друг, говорит, сделал. Проткнул насквозь ее же кинжалом.

Лицо Верного стало мрачным, как у могильщика.

– Ты знаешь, где она?

– Эй, погодите-ка. – Вид у Виктуса был не более радостный, чем у его командира. – Так что, Меркатто жива?

– Доходили до меня такие слухи, – сказал Верный.

Из-за стола вдруг поднялся здоровенный чернокожий детина с длинными, серо-стальными волосами, свернутыми в жгуты.

– Какие только слухи не ходят, – сказал он медленно, голосом, глубоким, как море. – Слухи и факты – разные вещи. И когда же ты, черт тебя дери, собирался нам сказать?

– Когда надо, черт тебя дери, Сезария. Где она?

– На ферме, – сообщил Трясучка. – Верхом отсюда с час езды будет.

– Сколько с ней народу?

– Всего четверо. Нытик-отравитель и его помощница, почти девчонка. Еще рыжая бабенка по имени Витари и какая-то темнокожая сука.

– Где именно?

Трясучка усмехнулся.

– Ну, в общем-то, за этим я сюда и пришел. Выдать вам, где именно.

– Попахивает дерьмом, и мне этот запашок не нравится, – прохрипел Виктус. – Коль спросите меня…

– Не спрошу! – рявкнул Верный. – И сколько ты за это хочешь?

– Десятую часть того, что герцог Орсо обещал за голову убийцы принца Арио.

– Всего лишь?

– Думаю, десятая часть – это намного больше того, что я получу от нее. Но не настолько большая, чтобы вы меня за нее убили. Я хочу столько, сколько смогу унести, оставшись при этом в живых.

– Мудрый человек, – сказал Верный. – Для нас ничего нет хуже жадности, верно, парни? – Кое-кто засмеялся, но большинство, судя по виду, никакой радости по поводу возвращения прежнего генерала из страны мертвых по-прежнему не испытывало. – Что ж, десятая часть – это справедливо. Договорились. – Он шагнул вперед и, глядя Трясучке в лицо, ударил с ним по рукам. – Если доберемся до Меркатто.

– Она нужна вам живая или мертвая?

– Как ни грустно, но я бы предпочел мертвую.

– Я тоже. Меньше всего мне хотелось бы потом сведения счетов с этой бешеной сукой. Она ничего не забывает.

Верный кивнул.

– Похоже на то. Думаю, мы с тобой сойдемся. Сволле!

– Да, генерал? – вперед выступил какой-то бородач.

– Поднимай три двадцатки конников, быстро, тех, у кого лошади порезвее…

– Людей бы лучше поменьше, – сказал Трясучка.

– Вот как? И насколько меньше?

– Она вроде как думает, что у нее еще остались тут друзья. – Трясучка обвел одиноким глазом лица собравшихся в палатке. – Говорит, полно таких в лагере, кто не отказался бы снова видеть ее командиром. Мол, это с ней они одерживали победы, которыми гордиться можно, а с вами до настоящего дела не доходит, и трофеи все достаются людям Орсо. – Глаза Верного стрельнули на миг в сторону, и Трясучка понял, что задел его за живое. Ни один командир на свете не уверен в себе настолько, чтобы никогда не сомневаться в верности подчиненных. Особенно таких, как эти. – Лучше взять поменьше, но чтобы вы были в них уверены. От Меркатто я готов ждать ножа в спину, с нее станется. Но чтоб меня проткнул кто из ваших – это другое дело.

– Всего пятеро, говоришь, и четверо из них – женщины? – Сволле усмехнулся. – Хватит дюжины.

Верный, не сводя глаз с Трясучки, сказал:

– И все-таки. Поднимай три двадцатки, как было велено, на случай, если их там окажется больше. Будет очень неприятно, если нам вдруг не хватит рук.

– Есть! – Сволле выбрался из палатки.

Трясучка пожал плечами:

– Что ж, будь по-вашему.

– И будет. Не сомневайся. – Карпи повернулся к своим угрюмым капитанам: – Все старые псы готовы выйти на охоту?

Сезария покачал головой.

– Ты намусорил, Верный. Ты и метлой маши.

– Я лично для одной ночи награбил достаточно. – Эндиш откинул полог.

К выходу за ним потянулись и другие – кто с настороженным видом, кто с беспечным. Третьи казались попросту пьяными.

– Я тоже вынужден с вами распрощаться.

Сказавший это выделялся среди прочих побитых жизнью, покрытых шрамами, грубых вояк тем уже, что ничем на самом деле не выделялся. У него были кудрявые волосы. Оружия, насколько мог видеть Трясучка, не имелось. Как и шрамов и глумливой усмешки. И духом опасности от него не веяло, как от всякого военного человека. Но Карпи Верный разулыбался ему так, словно он заслуживал особого уважения.

– Мастер Сульфур! – Взял его руку в свои лапищи, пожал. – Благодарю за то, что заглянули. Вы здесь всегда желанный гость.

– О, меня привечают всюду, куда бы ни пришел. Легко дружить с человеком, который приносит деньги.

– Передайте герцогу Орсо и вашим людям в банке, пусть не беспокоятся. Все будет сделано, как договорились. Сразу же, как только я разберусь с этой маленькой проблемой.

– Жизнь любит подбрасывать проблемы, не так ли? – Сульфур скупо улыбнулся Трясучке. У него оказались разные глаза – один голубой, другой зеленый. – Что ж, удачной вам охоты. – И легким шагом вышел из палатки в рассвет.

Верный тут же развернулся к Трясучке.

– Час езды, ты сказал?

– Если возраст позволяет вам ехать быстро.

– Ха. Уверен, что она тебя еще не хватилась?

– Спит она. От хаски. Курит это дерьмо все больше с каждым днем. То от него пускает слюни, то без него. Так что скоро не проснется.

– Лучше все же времени не терять. Эта женщина способна на неприятные сюрпризы.

– Это верно. К тому же она ждет помощи. Сорок человек от Рогонта должны приехать завтра днем. Они собираются следить за вами и устроить засаду, когда вы повернете на юг.

– Нет ничего приятней, чем опередить с сюрпризом, – ухмыльнулся Верный. – Поедешь впереди.

– За десятую часть награды поеду хоть задом наперед.

– Не стоит. Просто впереди, рядом со мной. Поведешь нас к ее норе. Нам, честным людям, надобно держаться друг дружки.

– Да уж, – сказал Трясучка. – Конечно.

– Отлично. – Верный хлопнул в ладоши, затем потер руки. – Сейчас… только облегчусь и надену латы.

– Хозяин… – послышался тоненький голосок Дэй. – Вы проснулись?

Морвир испустил страдальческий вздох.

– Милосердный сон и впрямь выпустил меня из ласковых недр своих… обратно в равнодушные объятия мира.

– Что?

Он горестно махнул рукой.

– Неважно. Слова мои падают, как семена… на каменистую почву.

– Вы велели разбудить вас на рассвете.

– Уже рассвет? О, жестокий повелитель!

Морвир откинул тонкое одеяло, выбрался кое-как из колючей соломы – воистину скромного пристанища для человека его непревзойденных талантов – распрямил ноющую спину и на негнущихся ногах спустился по лесенке, вынужденно признавая про себя, что, пожалуй, староват он годами, не говоря уж о том, что слишком утончен во вкусах для ночевок на сеновале.