Джо Аберкромби - Лучше подавать холодным

– Пятерка и шестерка. Кости не лгут.

Начал пододвигать к себе фишки, но «полумесяц» схватил его за руку. Подался вперед и пьяно ткнул пальцем ему в грудь.

– Да они у тебя наверняка со свинцом.

Челюсти у Балагура окаменели, горло сдавило так, что стало трудно дышать. По спине, с висков заструился, щекоча, пот. Холодный гнев поднялся неудержимо и завладел им без остатка.

– С чем? – почти шепотом спросил он.

Еще тычок в грудь, и еще.

– Врут твои кости.

– Мои кости… что?

Тесак Балагура разрубил пополам маску-полумесяц и раскроил череп под ней. Затем вошел в разинутый рот под маской-корабликом. Острие вышло через затылок. Балагур выдернул нож и снова вонзил его. И снова…

Раздался пронзительный женский вопль. Балагур смутно сознавал, что на него уставились все, кто был в зале, четыре дюжины человек… может, больше, может, меньше. Он опрокинул стол. Посыпались бокалы, фишки, деньги. Гость в лисьей маске, с брызгами крови на бледной щеке, вытаращился на него так, что глаза чуть не вылезли из орбит.

Балагур навис над ним.

– Извинись! – проревел во всю мощь легких. – Извинись перед моими чертовыми костями!

– Эй, кто-нибудь!..

Крик Арио захлебнулся на вдохе, перешел в хрип. Принц уставился вниз. Монца – тоже. Рукоять ножа торчала во впадине между его бедром и пахом, совсем рядом с обвисшим членом, и по руке ее текла кровь. Арио испустил пронзительный, тонкий, жуткий визг, который оборвался через секунду, когда нож вонзился ему ниже уха и пробил насквозь шею.

Принц, вытаращив глаза, одной рукой беспомощно уцепился за ее нагое плечо. Другой, трясущейся, нащупал рукоять ножа. Меж пальцев его засочилась густая, черная кровь. Текла она и по ногам, пятная красным бледную кожу. Он вновь разинул рот, но вместо крика вырвался лишь тихий хлюпающий звук – вдохнуть мешал стальной клинок в горле. Затем он начал, пятясь, заваливаться на спину, и Монца завороженно следила за тем, как руки его бессильно ловят что-то в воздухе и белое лицо превращается в размытую сияющую полосу.

– Трое мертвы, – прошептала она. – Осталось четверо.

Он допятился до окна, ударился, падая, головой в разноцветное стекло. Створки распахнулись. И, кувыркнувшись через подоконник, Арио полетел в ночь.

Дубина обрушилась на Трясучку снова, грозя расколоть голову, как яйцо. Но притомившийся уже, как видно, Седой открыл при этом левый бок. Трясучка, уходя от удара, развернулся кругом, одновременно вскидывая меч, и опустил его, рыча, на выкрашенную в синий цвет руку великана. Меч с чавкающим звуком прорубил плоть, отсек руку и глубоко вошел с левой стороны в живот. Кровь из обрубка брызнула фонтаном в лица зрителям. Дубина, которую еще сжимала отрубленная рука, покатилась, гремя, по булыжникам. Кто-то взвизгнул. Кто-то, ничего еще не поняв, засмеялся.

– И как они это делают?

А потом Седой заверещал – словно прищемив дверью ногу.

– Черт! Больно! А-а-а!.. Что с моей… где…

Уцелевшей рукой он дотянулся до левого бока, схватился за рану. Рухнул на одно колено, запрокинул голову и завыл. Вой оборвался, когда меч Трясучки ударил с лязгом меж глазных прорезей железной маски и проломил ее. Великан опрокинулся на спину, огромные сапоги взметнулись в воздух и глухо стукнулись оземь.

На этом праздничное представление кончилось.

Оркестр издал еще несколько хрипов и стонов, музыка смолкла. Двор погрузился в тишину, лишь из игорного зала доносились какие-то крики. Трясучка уставился на труп Седого, на кровь, что вытекала из-под проломленной маски. Вся ярость его разом угасла. Теперь он чувствовал лишь боль в руке, холодок испарины на лбу и медленно подкрадывающийся ужас.

– И почему со мной вечно случается такое?

– Потому что ты плохой… плохой человек, – сказал Коска, стоявший у него за плечом.

На лицо Трясучки упала тень. Он только успел поднять глаза, как сверху в круг свалилось вниз головой чье-то нагое тело, обрызгав и без того не успевших прийти в себя зрителей кровью.

Мгновенно началась полная сумятица.

– Король! – взвизгнул кто-то, неведомо с чего.

И по залитому кровью двору внезапно заметались люди, не знающие, куда бежать. Завыли, завопили, запричитали… Гвалт поднялся такой, что и мертвый оглох бы. Трясучку пихнули в щит, он инстинктивно пихнул щитом в ответ и опрокинул кого-то на труп Седого.

– Это Арио!

– Убили! – Гость схватился было за меч, но один из музыкантов шагнул вперед и невозмутимо раскроил ему голову булавой.

Крики стали громче. К ним присоединились лязг и скрежет стали. Трясучка увидел, как одна из танцовщиц-гурчанок вспорола кривым ножом живот гостю. Тот, блюя кровью, вытащил меч и нечаянно ткнул им в ногу пробегавшего сзади человека. Зазвенело, разбиваясь, стекло, из окна игорного зала вылетел кто-то, отчаянно размахивая руками. Паника и безумие распространялись стремительно, как огонь по сухой траве.

Один из жонглеров принялся метать ножи – с равной угрозой для жизни как врагов, так и друзей. Кто-то схватил Трясучку за правую руку. Он, не глядя, ударил этого человека локтем в лицо, вскинул меч, собираясь рубануть, и лишь тогда разглядел, что то был Морк, трубач, у которого из разбитого носа текла кровь. Меж темными мечущимися фигурами показалось вдруг оранжевое сияние. И вопли слились в нестройный оглушающий хор:

– Горит!

– Воды!

– Прочь с дороги!

– Фокусник! Дайте что-нибудь…

– Помогите! Помогите!

– Рыцари Тела, ко мне! Сюда!

– Где принц? Где Арио?

– Кто-нибудь, помогите!

– Назад! – крикнул Коска.

– А? – Трясучка уставился на него, не будучи уверен, к кому это относится. Мимо пролетел, сверкнув во мраке, нож, с лязгом закувыркался по булыжникам под ногами.

– Назад! – Коска уклонился от удара мечом, взмахнул тростью, высвободив из нее длинный, тонкий клинок, и вонзил его в горло напавшему. Затем пырнул кого-то еще, но промахнулся и чуть не проткнул Трясучку, когда тот попытался отступить.

Старого наемника едва не достал мечом один из приятелей Арио в маске, походившей на квадратный ящик. Но из-за спины его вынырнул Гурпи и треснул по этому ящику лютней. Деревянный корпус инструмента разлетелся в щепки, топор, таившийся внутри, прорубил плечо до груди, и кровавые останки рухнули наземь.

Вновь полыхнуло пламя, по толпе пробежала рябь, когда люди, отчаянно толкаясь, ринулись прочь. Стена их вдруг расступилась, и прямо на Трясучку выбежал Ронко Невероятный, объятый с ног до головы белым пламенем, подобно дьяволу, вырвавшемуся из ада. Трясучка отпрянул, толкнул его что было силы щитом. Ронко ударился в стену, отлетел от нее, разбрызгивая капли жидкого огня, и окружающие бросились врассыпную, разя клинками кого попало, не глядя. Огонь пополз, потрескивая, по высохшему плющу, затем взревел и перекинулся на деревянную стену, озарив трепещущим светом запруженный двор. Разбилось со звоном окно. Загромыхали ворота, в которые начали колотиться люди, требуя выпустить их отсюда. Трясучка сбил огонь со щита о стену. Ронко, по-прежнему объятый пламенем, катался по земле, издавая невнятное клокотание, как кипящая в котле вода. Неверный, пляшущий свет, отбрасываемый огнем, выхватывал из темноты, куда ни глянь, чудовищные хари – маски гостей и фигляров.