Стивен Кинг - Мёртвая зона

Он попал в небольшой коридор, по обе стороны которого располагались двери с табличками: «Председатель совета городских выборных», «Члены совета городских выборных», «Налоговый инспектор», «Мужской туалет», «Инспектор по делам малоимущих» и «Женский туалет».

В конце коридора находилась дверь без таблички. Не запертая, она вела на галерею над дальней частью лежавшего внизу зала. Джонни затворил за собой дверь и вздрогнул от прокатившегося гулкого эха. Двинувшись вправо, он слышал, как эхо подхватывает звук его шагов. Вскоре он добрался до участка над печью прямо напротив трибуны. На ней через пять с половиной часов появится Стилсон.

Джонни сел, скрестив ноги. Он глубоко дышал, стараясь унять головную боль. Печь не топилась, и холод пробирал его насквозь. Предвестник могильного холода.

Немного придя в себя, Джонни расстегнул замки на «дипломате». Двойной щелчок разнесся эхом. Он напоминал звук взводимых курков.

Правосудие по-американски, почему-то подумалось ему. Именно так выразился прокурор, когда присяжные признали певицу Клодин Лонже виновной в убийстве ее любовника. Теперь она знает, что означает правосудие по-американски.

Джонни заглянул в «дипломат» и потер глаза. Картина перед глазами расплылась, но тут же снова обрела четкость. Джонни понял, что источником «озарения» стал деревянный пол, на котором он сидел. Казалось, он разглядывал старинную фотографию в характерных для того времени коричневатых тонах. Стоявшие мужчины курили сигары, разговаривали и смеялись в ожидании начала городского собрания. Что за год? 1920-й? 1902-й? Во всем этом было нечто жутковатое, отчего Джонни стало не по себе. Один из мужчин говорил о цене виски и ковырял в носу серебряной зубочисткой, и

(а за два года до этого он отравил свою жену)

Джонни вздрогнул. Что бы сейчас он ни видел, это не имело значения. Этого мужчины уже давно нет на свете.

В «дипломате» тускло поблескивал ствол винтовки.

Во время войны мужчин за это награждают, подумал Джонни.

Он начал собирать винтовку. Каждый щелчок отдавался однократным эхом.

Джонни зарядил «ремингтон» пятью патронами.

Пристроил винтовку на коленях.

И начал ждать.

Светало медленно. Джонни немного подремал, но заснуть по-настоящему не мог из-за холода. Даже во время короткого забытья его преследовали тревожные и отрывистые сны.

В восьмом часу он проснулся окончательно. Дверь внизу с грохотом распахнулась, и Джонни едва сдержал крик: «Кто там?»

Это был сторож. Джонни приник глазом к прорези в балюстраде и увидел дородного мужчину в морском бушлате. Он шел по центральному проходу с охапкой дров в руках и негромко мурлыкал ковбойскую песню «Долина Красной реки». Бросив дрова в ящик перед печью, сторож исчез из виду, и через мгновение послышался скрежещущий звук открываемой дверцы печи.

Джонни вдруг сообразил, что каждый раз при выдохе у него изо рта вырывается облачко пара. А если сторож посмотрит наверх? Он что-нибудь заметит?

Он старался дышать реже, но от этого еще сильнее разболелась голова, да и перед глазами все начало расплываться.

Внизу послышалось шуршание бумаги, и чиркнула спичка. Донесся легкий запах серы. Сторож продолжал мурлыкать «Долину Красной реки», а потом вдруг запел в полный голос, правда, здорово фальшивя: «Ты долину решила покинуть… И улыбку с собой прихватить… И сияние глаз своих ясных… Как без них нам теперь здесь прожить?..»

Новый звук. Потрескивание разгоревшихся поленьев.

– Сейчас я с тобой разберусь, зараза! – воскликнул сторож прямо под Джонни, и снова грохнула дверца печки. Джонни зажал рот руками, чтобы не прыснуть со смеху. Ему вдруг представилось, как он поднимается во весь рост на галерее, худой и бледный, как всякое уважающее себя привидение. Он представил, как раскинет в стороны руки, будто крылья, растопырит пальцы и произнесет замогильным голосом: «Это с тобой я сейчас разберусь».

Джонни казалось, что голова превратилась в огромный помидор, заполненный горячей пульсирующей кровью.

Предметы перед глазами прыгали и расплывались. Он хотел бы находиться как можно дальше от мужчины, ковырявшего в носу серебряной зубочисткой, но боялся пошевелиться. Господи, только бы не чихнуть!

Внезапно по залу пронесся пронзительный вой, от которого чуть не лопнули барабанные перепонки. Боль устремилась вверх и завибрировала в висках. Джонни открыл рот, чтобы закричать… и вдруг все стихло.

– Ах ты, зараза! – недовольно бросил сторож.

Заглянув в прорезь, Джонни увидел, что сторож стоит на трибуне и возится с микрофоном. Похожий на змею шнур тянулся к портативному усилителю. Сторож спустился с трибуны, перенес усилитель на несколько шагов подальше от микрофона и покрутил на нем ручки настроек. Затем вернулся на трибуну и включил микрофон. Тот снова зафонил, но наводка была уже слабее и понемногу стихла. Джонни прижал ладони ко лбу и потер его, стараясь унять боль.

Сторож постучал по микрофону большим пальцем, и пустой зал отозвался таким гулким стуком, будто кулаком заколачивали крышку гроба. Затем фальшивое пение сторожа усилилось, превратившись в чудовищный рев.

Прекрати! – хотелось закричать Джонни. Пожалуйста, прекрати! Я схожу с ума! Неужели нельзя перестать?

Пение закончилось громким щелчком, и сторож сказал обычным голосом: «То-то, зараза!»

Он снова исчез из поля зрения, и до Джонни донеслись звуки рвущейся бумаги и лопнувшего шпагата. Потом сторож появился с кипой буклетов в руках и, насвистывая, начал раскладывать их стопками на скамейках.

Закончив приготовления, он застегнул бушлат и вышел из зала. Дверь за ним гулко хлопнула. Джонни взглянул на часы: семь сорок пять. В зале становилось теплее. Он сел и стал ждать. Голова по-прежнему болела, но, как ни странно, сейчас Джонни переносил головную боль легче, чем обычно. Он то и дело напоминал себе, что скоро его мучениям придет конец.

Ровно в девять входная дверь со стуком распахнулась, и Джонни, очнувшись от полудремы, вцепился в винтовку, но тут же разжал пальцы и приник глазом к щели. В помещении находились четверо мужчин: уже знакомый сторож в бушлате с поднятым воротником и еще трое в пальто и костюмах. У Джонни учащенно забилось сердце – среди вошедших он узнал Санни Эллимана, коротко и аккуратно подстриженного по последней моде. Однако выражение его пронзительно-зеленых глаз не изменилось.

– Все готово? – спросил он.

– Можете проверить, – отозвался сторож.

– Не обижайся, папаша, – миролюбиво заметил один из приезжих, и группа направилась к первым рядам. Другой включил микрофон и, удостоверившись, что все работает, выключил.