Стивен Кинг - Мёртвая зона

– Его убили на войне?

– Да. В 1944 году, в местечке Сен-Ло. Совсем близко от леса Белло, во всяком случае, по нашим меркам. Его убила нацистская пуля.

– Я работаю над рукописью. – Джонни чувствовал хмельное удовлетворение от того, что так ловко направил разговор в нужное русло. – Надеюсь, удастся продать ее крупному издательству вроде «Атлантик» или «Харперс»…

– Так ты писатель? – Темные очки уставились на Джонни.

– Надеюсь стать им. – Джонни уже жалел, что затеял этот разговор. – Да, я писатель и пишу в блокнотах по ночам. Пишу о Гитлере.

– О Гитлере? И что же?

– Ну… представьте… представьте на секунду, что с помощью машины времени вы оказались в 1932 году. В Германии. И случайно встретили Гитлера. Вы убили бы его?

Черные очки приблизились вплотную к лицу Джонни, и тот сразу протрезвел, уже не чувствуя себя ни находчивым, ни умным. Казалось, от ответа старика зависела вся его жизнь.

– Ты шутишь, сынок?

– Нет, не шучу.

Гектор Маркстоун снял одну руку с набалдашника трости и сунул ее в карман брюк. Покопавшись там, он вытащил складной нож. За долгие годы пользования рукоять стала гладкой и, пожелтев, напоминала благородную слоновую кость. Второй рукой он с величайшей осторожностью, характерной для артритиков, открыл одно лезвие. Оно зловеще блеснуло в ярком свете зала приемов. В 1917 году этот нож совершил путешествие во Францию с молодым человеком, который вместе с такими же юнцами отправился в Европу, чтобы не позволить грязным гуннам убивать младенцев и насиловать монахинь, а заодно желая показать французам, как надо воевать. Этих юнцов расстреливали из пулеметов, их косила дизентерия и «испанка», их травили фосгеном и горчичным газом. Эти мальчишки выбрались из леса Белло, оборванные и напуганные до смерти, будто повстречали самого Сатану. И все оказалось напрасным, потому что все повторилось сызнова.

Слышалась музыка, люди смеялись и танцевали, из светильников лился мягкий свет. Но все это существовало где-то в параллельном мире, а для Джонни реальность свелась к обнаженному лезвию и гипнотизирующему блеску сверкающего острия.

– Ты видишь это? – тихо спросил Маркстоун.

– Да, – выдохнул Джонни.

– Я вонзил бы его в спину, прямо в черное лживое сердце. Я вонзил бы его как можно глубже… а потом еще и повернул. – Он показал как: сначала по часовой стрелке, а потом против нее. Улыбнувшись, Маркстоун обнажил гладкие, как у младенца, десны с одним желтым зубом. – Но прежде я смазал бы лезвие крысиным ядом.

– Убить Гитлера? – переспросил Роджер Четсворт, выпуская клубы пара. Они гуляли по заснеженному лесу за даремским особняком. Было удивительно тихо, и, хотя уже наступил март, морозная погода напоминала разгар января.

– Да.

– Интересный вопрос, – задумчиво произнес Роджер. – Беспредметный, но любопытный. Нет. Я не стал бы убивать его. Думаю, скорее, вступил бы в партию и стал бы действовать изнутри. Добился бы его исключения или подставил, понятно, зная наперед, чем все обернется.

Джонни вспомнил о дубинках из бильярдных киев и ярко-зеленых глазах Санни Эллимана.

– Не исключено, что вас прикончили бы самого! – заметил он. – В 1933-м те парни не только распевали песни в пивных.

– Что верно, то верно. – Роджер взглянул на Джонни. – А как поступили бы вы?

– Не знаю.

Роджер сменил тему:

– А как медовый месяц вашего отца с новой женой?

Джонни усмехнулся. Как раз в это время в Майами-Бич, куда они отправились, работники гостиниц объявили забастовку со всеми вытекающими из этого обстоятельствами.

– По словам Шарлин, она чувствовала себя как дома, разбирая и убирая постель. А отец ворчал, что в марте загорают только бездельники и пижоны. Но мне кажется, что они оба довольны.

– И они продали свои дома?

– Да, причем оба в один день. И выручили за них почти столько, сколько собирались. Не будь этих чертовых больничных счетов, которые висят надо мной как дамоклов меч, все было бы просто чудесно.

– Джонни…

– Да?

– Нет, ничего. Давайте двигаться к дому. Если не возражаете, угощу вас виски: у меня есть «Чивас ригал» двенадцатилетней выдержки.

– Не возражаю.

Теперь они читали роман Томаса Харди «Джуд Незаметный», и Джонни удивлялся тому, как быстро и легко давалась Чаку эта книга (правда, первые сорок страниц тот одолел с трудом, не переставая жаловаться). А сейчас Чак читал даже по ночам, желая поскорее узнать, что произойдет дальше, и собирался после «Джуда» почитать еще какую-нибудь книгу Харди. Впервые в жизни чтение доставляло ему удовольствие. И как юноша, познавший радости секса благодаря опытной женщине, он купался теперь в наслаждении.

Но сейчас книга лежала у него на коленях обложкой вверх. Они снова сидели у бассейна, правда, воды в нем еще не было, и оба – в легких куртках. По небу плыли белые облака. В воздухе стоял пряный, таинственный запах, предвещавший скорую весну. На календаре было 16 апреля.

– В вопросе есть подвох? – спросил Чак.

– Нет.

– А меня поймают?

– Что? – Об этом его еще никто не спрашивал.

– Если я убью его, меня поймают? И повесят на фонарном столбе, чтобы полюбоваться, как я дрыгаю ножками?

– Не знаю. Да, наверное, поймают.

– И я не вернусь на машине времени в спасенный мир? В чудесный 1977 год?

– Думаю, нет.

– А это и не важно. Я бы все равно убил его!

– Вот так – взял бы и убил?

– Ну да! – Чак улыбнулся. – Я вставил бы себе в пломбу какой-нибудь мгновенно убивающий яд, или вшил в воротник рубашки лезвие бритвы, или что-то еще, лишь бы они не измывались надо мной, если схватят. Но я бы точно убил его. Потому что иначе меня до конца жизни преследовали бы призраки миллионов загубленных им душ.

– До конца жизни, – повторил Джонни, и его голос дрогнул.

– Джонни, с тобой все в порядке?

Тот заставил себя улыбнуться:

– Все нормально. Просто сердце вдруг защемило.

Чак вернулся к чтению Харди, а по небу все так же плыли белые кучевые облака.

Наступил май.

В воздухе пахло свежескошенной травой, что предвещало пыль, к этому присоединялся аромат жимолости и роз. В Новой Англии благодатная пора весны длится не больше недели, а потом диск-жокеи достают старые хиты «Бич Бойз», тишину окрестностей нарушает рев мотоциклов, и лето жаркой волной вступает в свои права.

В один из последних вечеров неповторимой недели весны Джонни сидел в гостевом домике, вглядываясь в мягкую ночную мглу. Чак отправился на школьный бал со своей новой подружкой, которая оказалась гораздо начитаннее всех предыдущих. Чак доверительно – как мужчина мужчине – сообщил Джонни, что «она дружит с книгами».

Нго тоже не было. В конце марта он получил гражданство и в апреле предложил свои услуги одному курортному отелю в Северной Каролине. Три недели назад Нго отправился туда на собеседование, и его сразу же взяли на должность главного садовника. Перед отъездом он зашел попрощаться с Джонни.