Томас Томас - Взрыв (Вспышка)

Слабыми местами плана являлись вопрос о термостойкости корпуса и возможность перегрева двигательной установки. В обоих случаях кораблю предстояли очень высокие нагрузки. Преимущество заключалось в том, что «Гиперион» за счет резкого увеличения скорости во время дрейфа вдоль дальней границы солнечного нимба мог все-таки двигаться быстрее, чем основная часть облака из разрушающихся частиц, созданных взрывом. Оставалась еще и попытка облететь облако.

Фриде запустил двигатель почти семь часов назад. Внутренним электромагнитам требовалось четыре часа на запуск камеры сжатия, балансировку и создание потока частиц. Последние три часа «Гиперион» плыл навстречу солнечному ветру, набирая ускорение, достаточное для корабля весом в пятьдесят тысяч тонн, с помощью испускаемых атомных ядер со средней массой 1,6710 –30грамма. Гонка обещала быть долгой, однако победа в ней, то есть безопасное прибытие к точке, расположенной ниже огромных солнечных пятен, и побег от заряженного облака, не являлась главной целью затеянного ученым предприятия.

Изучая показания дисплея в разделе, посвященном двигателю, Фриде мог видеть, что камера смешения по-прежнему неподвижна. Однако внимание его привлекла информация, посвященная магнетометру, поскольку она показывала, какие силы уже созданы и готовы к действию.

Фриде был бы безумно рад, если бы его корабль получил вектор и определенное ускорение до того, как поток заряженных частиц в конце концов воспламенит систему управления, работающую с запланированным ускорением. В этом случае «Гиперион», Джели и застывший труп доктора Ганнибала Фриде – жертвы ионизирующей радиации, возникшей при взрыве, – будут на верном пути, направляясь к точке рандеву с Землей.

К несчастью, на лучшее рассчитывать пока не приходилось.

Компьютеры и приборы сообщили Фриде, что в течение трех часов скорость космолета возросла всего лишь до пятидесяти двух километров в секунду. Таким образом, ускорение составило лишь девять процентов от начальной скорости, хотя к этому моменту должен был произойти существенный разгон.

– Как у нас дела, Хан? – нетерпеливо спросила в микрофон Джели. Ее голос был слегка озабоченным, в нем чувствовалось смущение, как будто она боялась оторвать ученого от дела. – Мне наконец-то удалось закрепить как следует все бьющиеся и незаменимые вещи, – сказала она, – когда мы начнем ускоряться?

– А мы уже давно начали, – ответил Фриде. – Вот уже три часа, как корабль набирает скорость.

– Но я ничего не чувствую… ну, может быть, слегка ощущаю притяжение.

«Ей наверняка пришлось нелегко», – подумал Фриде. Ускорение и все связанные с этим неприятные вещи в первую очередь должны были отразиться на центральной оси, как раз там, где Анжелика наводила порядок. Хотя, возможно, Джели просто хочет скрыть от него, что имеются кое-какие повреждения, неизбежно вызванные его маневрами. Ученый был тронут.

– Мы очень неплохо идем, дорогая, – заверил Джели Фриде.

– А сильно… я имею в виду, двигатель работает так, как ты и предполагал? – спросила она.

– О да! Он в прекрасном состоянии, и бояться нечего. Совершенно нечего.

Фриде по-прежнему смотрел на часы. «Гиперион» уже прошел границу временного промежутка, после которого, по расчетам доктора, облако из частиц должно было их настигнуть. От шести до двенадцати часов, прикинул Фриде, в зависимости от количества энергии, выброшенной взрывом. Хотя, судя по размерам импульса, все могло произойти быстрее, и корабль уже наверняка вошел в зону бушующего магнитного шторма, если верить магнетометрам. Теперь могло случиться все, что угодно.

Раздробление

Воссоздание

Сжатие

Синтез

Среда вокруг капсулы плазмота вновь изменилась. Она густела и нагревалась. Снизу стало ощущаться давление магнитного потока, которое плазмот не испытывал с тех пор, когда в результате взрыва протуберанца его выкинуло из фотосферы. Давление у стенок капсулы росло и стало абсолютно невыносимым.

Если низкая температура и близкая к вакууму среда заставили плазмота сжаться, то с увеличением температуры и ростом давления процесс пошел в обратную сторону. Плазмот стал раскрываться подобно опущенному в воду японскому бумажному цветку. Связанные с точной последовательностью мембраны и «конвертики» заряженных частиц быстро превратились в отлаженный, как часы, механизм.

Среда вокруг плазмота была весьма необычной: сжатый между огромными магнитными полями направленный поток, напоминавший трубообразный протуберанец, соединявший два холодных бассейна на поверхности Солнца. Потянувшись вверх, плазмот инстинктивно влез в новую конфигурацию силовых линий и смешался с ними, чтобы избежать падающего на него потока горячих газов, наполненных заряженными и нейтральными частицами.

Будучи по природе творением плазмы, плазмот понимал, что эта новая форма силовых линий в некоторой степени усиливает газовый поток. За счет направленности канал увеличивает скорость прохождения газа и создает под собой область низкого давления. В результате материя нагревается, и ей становится тесно в отведенных объемах. А расширяя проход, канал дает выход горячим и быстродвижущимся газам.

Новое средство передвижения весьма напоминало те многочисленные варианты, которые плазмот использовал, находясь в солнечной атмосфере. По сравнению с его собственными гибкими мембранами, возможностей для маневра было, конечно, меньше, но новая система была все-таки более энергонасыщенной и давала постоянную тягу.

Плазмот хорошо понимал, что такое движущая сила, и сейчас наконец-то он ее получил.

В чистом вакууме, где он как раз сейчас и находился, плазмот мог только надеяться, что ему удастся уплыть подальше от выброшенных взрывом заряженных частиц и радиации, используя растущее давление. Он не мог предугадать, как далеко его унесет, поскольку так далеко ему заплывать не приходилось. Не знал он и никого из своих собратьев, которым посчастливилось побывать в этих краях и вернуться живыми. Он понимал, что холод и пустота в этой дали рано или поздно оборвут его жизнь.

Но если плазмот будет в состоянии двигаться, он мог бы вернуться в естественную среду обитания – в горячие и густые плазменные потоки. Его интуиция подсказала, что сжатый канал может обеспечить ему движение в нужном направлении.

Поэтому сейчас плазмот вверил свою судьбу в руки несущегося с огромной скоростью газового потока, который шел откуда-то со стороны Солнца. Словно студент, изучивший плазменную физику, он знал, что всякий организм, находящийся в подобном потоке, если ему удалось как следует сжаться, может двигаться в обратном направлении, против течения. По принципу действия и противодействия плазмот сможет направиться обратно к Солнцу, к местам привычного обитания.