Анна Беннинг - Вихрь. День, когда разорвался мир

Это всего лишь сон, снова и снова повторяла я про себя. Глупый сон, который снился мне каждую ночь. Сон, который каждый раз возвращал меня в тот день, когда она умерла. День, в который группа цюндеров подожгла наш дом, а затем погнала мою маму до утеса. Последнее, что я запомнила, – мамин крик. Потом все вокруг стало белым. Как белое пятно на карте. Там, где однажды была страна, больше не было ничего. Это было стерто из моей памяти.

Дрожащими пальцами я ощупала свое тело сверху донизу и открыла бутылочку с мятой, которую пару часов назад тайком пронесла с собой в реабилитационную палату. Я три раза вдохнула знакомый аромат, после чего осмотрела выпуклую поверхность капсулы, в которой лежала. Я слышала только гудение струй, направляющих на меня сверху свой влажный воздух, и отсчитывала минуты до того момента, когда смогу наконец выйти отсюда.

От остальных кандидатов я уже слышала, насколько ужасным был период реабилитации. Когда бы ты не поранился, тебя засовывали в эту капсулу, в которой тебя не только сканировали на всевозможные повреждения с головы до ног, но еще и оставляли наедине со своими мыслями. Я была рада, что никогда прежде не оказывалась здесь, но после гонки нам назначили три часа на восстановление – невзирая на то, какие были получены повреждения, – и эта тишина медленно, но верно погружала меня в состояние безумия.

Отдых для тела и духа, как же!

Если бы мне хоть на какое-то время удалось поговорить с тетей…

Я вздохнула и снова закрыла глаза. На этот раз я не усну, каким бы сонным ни было воздействие пара. Между тем я была совершенно уверена в том, что они подмешивали в него какие-то успокоительные средства, чтобы пациенты лежали неподвижно.

Пытаясь отвлечься, я нащупала цепочку на своей шее и вытащила наружу медальон. В нем находилась фотография, но не моя или моей мамы. Этот медальон когда-то принадлежал моей маме.

Он был вычурным, вся его серебряная поверхность была покрыта цветочными орнаментами. Он выглядел довольно старым, и все это давало мне основание вообразить, что моя мама, вероятно, получила этот медальон в подарок от своей мамы, а та, в свою очередь, от своей бабушки.

Запах мяты в носу сразу же напомнил мне о лукавой маминой улыбке, в то время как лицо в целом постепенно забывалось. Даже удивительно, как сильно мне ее не хватало, хотя с момента ее смерти прошло уже более семи лет.

После того как меня тогда привели к тете Лис – сестре моей мамы и моей единственной родственнице, внесенной в систему, – мне было очень тяжело привыкать к жизни с ней. В микрорайоне с высотными домами, где тогда еще проживала Лис, было полно… людей. Миллионы людей; большая часть мегаполиса проживала на окраине, где простые небоскребы выстраивались друг за другом в ряд.

Я еще помнила, как сильно это меня тогда угнетало. Топот ног, сирены. Там никогда не было спокойно! Все было совсем иначе, не так, как в доме с желтой, словно солнце, дверью.

Но Лис все сделала для того, чтобы я чувствовала себя у нее хорошо. И хотя отношения между Лис и моей мамой были практически равны нулю, потому что их еще маленькими детьми после развода поделили родители, Лис нисколько не колебалась и никогда не жаловалась, что ей вдруг пришлось отвечать за травмированную десятилетнюю дочь своей ставшей чужой сестры.

И я вспомнила бесчисленные ночи, когда она ложилась ко мне в постель и натягивала одеяло поверх наших голов.

Если ты закроешь глаза, то сможешь представить, что вернулась обратно в лес. Представь, что мы в дупле дерева. А шум снаружи… Это всего лишь шелест листьев.

На какое-то мгновение я провалилась в свой сон. Но затем мне наконец удалось прогнать его из головы. И тут же его место заняли воспоминания о событиях сегодняшнего утра.

Вихревая гонка! Я действительно выиграла ее, пусть до сих пор и не понимала, что же там такое произошло. Насколько высока была вероятность, что вихрь, в который я запрыгнула на Аляске, катапультировал меня прямо на финишную черту?

Конечно, я знала ответ на этот вопрос. Точно так же, как знали его все в кураториуме: этот шанс был равен нулю.

Штурманы вели меня от финиша обратно в здание, а я находилась в абсолютно шоковом состоянии и едва замечала, что за нами следовали остальные девять победителей. Я мысленно пробежалась по именам, показанным на экране. Кому удалось попасть в число победителей? Однозначно это Хольден и Лука и, к сожалению, Мия. Она пришла третьей, опередив Луку. Изящная девушка с пучком волос попала, вероятно, только на двенадцатое место. А юноша из Шотландии? Этого я не знала.

Во всей этой суете Лука устремился ко мне, обнял меня и стал что-то торопливо говорить, спрашивать о том, что же произошло. Но штурманы недвусмысленно дали нам понять, что вечером у нас еще будет много времени, чтобы обо всем поболтать.

На празднике победителей.

Но до него нам необходимо было пройти кучу процедур. По ходу гонки штурманы отмечали каждый наш шаг. С помощью детекторов данные тут же поступали в систему кураториума. Перед чествованием победителей существовала традиция, когда главный штурман, руководитель и другие штурманы отправлялись в обсерваторию, чтобы проверить ход гонки и исключить все нестыковки.

Обсерватория представляла собой огромное белое помещение, которое находилось на уровне этажей, где проживали штурманы. Кроме кабин, в которых проводились симуляции, оно было снабжено мониторами слежения. Пока Хоторн и Гилберт просматривали данные за закрытыми дверями, мне и другим девятерым победителям оказывали первую помощь в примыкающем к зданию больничном крыле. Мне дезинфицировали и перевязывали ладони, колени и голову, а я сидела при этом, уставившись в пустоту. Я скучала по тете, по Гилберту и Луке. Это было каким-то сумасшествием – как я могла первой прийти к финишу?

Наконец всех нас собрали в фойе перед обсерваторией, и, как только открылась дверь, мне сразу же бросилось в глаза, каким бледным был Гилберт. Складка у него на лбу приняла невообразимые размеры, и, как только господин Хоторн побежал прямиком ко мне, я была уверена, что он тут же, прямо перед всеми, меня дисквалифицирует.

Но он ничего не сказал. Вместо этого он положил свои руки мне на плечи и поздравил с победой. Официальная речь и чествование победителей вместе с принятием присяги бегунов должны были состояться только сегодня вечером во время праздника, но, несмотря на это, он сказал слова, которые я не забуду никогда. «Каждая дорога ведет к цели, мисс Коллинз. Даже самая необычная».

Я снова не смогла переговорить с Гилбертом или Лукой, так как меня оттеснили от других и отвели в реабилитационную капсулу. И только там я поняла, что значили слова Хоторна.