Тэд Уильямс - Скала Прощания. Том 2

– Кости святого Муирфата! – прошипел он. – Перестаньте вести себя, как полная дура, Мириамель! – Он наклонился и посмотрел на нее широко раскрытыми глазами, выдержав ее взгляд, и она мимолетно отметила про себя, что от него не пахнет вином. – Если мне придется обращаться с вами, как с ребенком, я так и сделаю, – прорычал монах и стал толкать ее назад, пока она не села на кровать, а потом навис над ней, сердитый и одновременно ужасно напуганный. – Ликтор отлучил Прайрата и вашего отца от Церкви. Вы понимаете, что это означает?

– Да! – почти крикнула Мириамель. – И очень рада!

– Только вот Прайрат совсем не рад, и здесь произойдет нечто очень плохое. Причем в самое ближайшее время. Вам ни в коем случае нельзя тут находиться.

– Плохое? Что ты имеешь в виду? Прайрат приехал в Санцеллан Эйдонитис один, в сопровождении дюжины стражников моего отца. Что он может сделать?

– А вы еще утверждаете, будто все про него знаете. – Кадрах с отвращением покачал головой, затем отвернулся и начал забрасывать в рюкзак Мириамель ее одежду и кое-что из других вещей. – Лично я не хочу стать свидетелем того, что он задумал, – заявил Кадрах.

Мириамель несколько мгновений озадаченно наблюдала за ним. Кто этот человек, который похож на Кадраха, но кричит, приказывает и хватает ее за руку, точно матрос с речной баржи.

– Я никуда не уйду, пока не поговорю с отцом Диниваном, – сказала она наконец, и ее голос прозвучал немного мягче.

– Прекрасно, – ответил Кадрах. – Как пожелаете. Просто подготовьтесь к отъезду. Я уверен, что Диниван согласится со мной встретиться – если нам удастся его найти.

Мириамель неохотно начала ему помогать.

– Скажи мне только одно, – проговорила она, – ты готов поклясться, что нам угрожает опасность? И ты ничего не натворил?

Кадрах замер, и впервые с тех пор, как он вошел в комнату, на лице у него появилась столь знакомая Мириамель полуулыбка, но она превратила его черты в маску невероятной печали.

– Мы все совершаем поступки, о которых потом жалеем, Мириамель. Мои ошибки заставляли нашего Бога плакать на Его великом троне. – Он покачал головой, недовольный тем, что тратит драгоценное время на разговоры. – Но опасность, о которой я говорю, реальна, и она уже стоит на нашем пороге. Мы с вами ничего не можем сделать, чтобы она стала меньше. Мы должны бежать. Трусам всегда удается выжить.

Взглянув на его лицо, Мириамель неожиданно поняла, что совсем не хочет знать, какие поступки заставили Кадраха так сильно себя ненавидеть. Ее передернуло, она отвернулась и принялась искать сапоги.

Санцеллан Эйдонитис казался на удивление пустынным, даже для столь позднего часа. В некоторых общих комнатах несколько человек о чем-то разговаривали приглушенными голосами, в коридорах изредка попадались священники с зажженными свечами, спешившие по каким-то поручениям. Но, если о них забыть, они никого не встретили. Пламя факелов металось по стенам, словно его тревожил беспокойный ветерок.

Мириамель и Кадрах находились в заброшенной галерее на верхнем этаже, направляясь из коридора, где располагались комнаты для приезжавших сюда священников, в административное и церемониальное сердце Дома Бога, когда монах указал Мириамель на окутанный тенями альков с окном.

– Опустите свечу пониже, подойдите сюда и посмотрите, – тихо сказал он.

Мириамель пристроила свечу в щель между двумя плитками, наклонилась вперед и почувствовала, как холодный воздух ударил ей в лицо.

– И на что мне смотреть?

– Вон там, внизу. Видите мужчин с факелами?

Кадрах попытался показать ей в узкое окошко, куда посмотреть. Мириамель увидела во дворе примерно два десятка мужчин в доспехах и плащах, на плечах они держали копья.

– Да, – медленно проговорила она. Солдаты ничего особенно не делали, как ей показалось, только грели руки около обложенных камнями костров, горевших во дворе. – И что?

– Они из домашней стражи герцога Бенигариса, – мрачно ответил Кадрах. – Кто-то знает, что сегодня ночью здесь будут серьезные проблемы.

– Но мне казалось, что солдатам не разрешается брать с собой оружие в Санцеллан Эйдонитис. – От наконечников копий, точно языки пламени, отражался свет факелов.

– Сейчас здесь гостит герцог Бенигарис, поскольку он был приглашен на банкет Ликтора.

– А почему он не вернулся в Санцеллан Маистревис? – Мириамель отошла от окна, из которого отчаянно дуло. – Это же совсем рядом.

– Хороший вопрос, – ответил Кадрах, и на его лице, располосованном тенями, появилась кислая улыбка. – Действительно, почему?

Герцог Изгримнур проверил большим пальцем острый край Квалнира, удовлетворенно кивнул и убрал точильный камень и баночку с маслом в мешок. Это занятие всегда его успокаивало. Жаль, что придется оставить меч. Изгримнур вздохнул, снова завернул его в тряпку и засунул под матрас.

«Негоже идти на встречу с Ликтором с мечом, – подумал он, – и не важно, что с ним я буду чувствовать себя лучше. Сомневаюсь, что его страже это понравится».

Впрочем, Изгримнур не собирался встречаться с Ликтором напрямую. Вряд ли чужого монаха допустят в спальню главы Матери Церкви, но комната Динивана находилась совсем рядом, и секретаря Ликтора никто не охранял. Кроме того, Диниван знал Изгримнура и был о нем высокого мнения. Когда священник поймет, кто к нему пришел поздно вечером, он внимательно выслушает все, что намерен сказать ему герцог.

И все же Изгримнур чувствовал, что внутри у него все замирает, совсем как перед бесчисленными сражениями. Именно по этой причине он достал Квалнир, который покидал ножны не больше пары раз с тех пор, как герцог оставил за спиной Наглимунд, и уж точно он не использовал его по назначению, так что сделанный двернингами клинок просто не мог затупиться, но, когда ожидание становится невыносимым, мужчина может заняться приведением в порядок своего оружия. Сегодня вечером в воздухе повисло неприятное ощущение ожидания, напомнившее Изгримнуру берега Клоду во время сражения в Озерном крае.

Даже король Джон, закаленный в сражениях ветеран, нервничал в ту ночь, зная, что десять тысяч тритингов прячутся где-то в темноте за линией костров и что жители равнин не склонны придерживаться правил цивилизованного начала боя на рассвете, да и вообще никаких правил ведения войны.

Престер Джон той ночью пришел к костру, у которого сидел его юный друг риммер – Изгримнур тогда еще не унаследовал герцогство своего отца, – чтобы выпить с ним вина и поболтать. Они разговаривали, а король точил и полировал свой знаменитый Сияющий Коготь. Они проговорили всю ночь, сначала немного скованно, с длинными паузами, прислушиваясь к незнакомым звукам, потом, по мере того как приближался рассвет и стало понятно, что тритинги не собираются атаковать их ночью, свободнее и увереннее.