Элизабет Рудник - Мулан

– Что-то не так? – вопросила она.

– Нет, госпожа сваха, – сдержанно отвечала Мулан. – Благодарю.

Сваха помолчала, досадливо поджав губы. Мулан встретила её взгляд, стерев с лица всякое выражение. Наконец сваха дёрнула головой в сторону чайника:

– Лучше всего, – сказала она, так и источая снисхождение, – если чайник останется на своём месте, посредине стола.

– Да, – согласилась Мулан. – Я понимаю. И всё же я полагаю, что чайнику следует остаться там, где он стоит.

В комнате повеяло холодком. На лбу Ли проступила испарина, Сиу перестала дышать и побледнела так, что её лицо стало того же цвета, что и набелённое лицо Мулан. Фун Ли недоумённо переводила взгляд со свахи на Мулан.

– Переставь чайник, девчонка. – Каждое слово, слетавшее с губ свахи, было как стрела.

Мулан в нерешительности посмотрела на сваху, на чайник, на сестру, не зная, как поступить. Если она передвинет чайник, паук побежит. Но если она его не передвинет, ничем хорошим дело тоже не закончится. Она подумала об отце, который стоял снаружи и верил, что она сдержит слово. Она вздохнула. Ей придётся сделать, как велит сваха.

Медленно она подняла чайник.

Паук, освободившись из временного плена, подскочил и упал прямо на колени Фун Линь.

Пронзительно заверещав, Фун Линь вскочила на ноги, судорожно отряхивая подол, и смахнула паука. Он полетел. На мгновение женщины замерли, следя, куда упадёт насекомое.

А затем, опустив глаза и увидев паука на своей груди, заголосила сваха. В ужасе она отшатнулась и замахала руками. Она потеряла равновесие и упала на стул. Её брыкающиеся ноги перевернули стол. Чайник и чашки разлетелись по комнате, вращаясь и расплёскивая горячий чай.

Глядя, как всё закручивается в полный хаос, Мулан оставалась странным образом спокойной. Её глаза следили за чайником и чашками. Стремительным плавным движением она выхватила из волос четыре шпильки. Звякнув, одна чашка повисла на шпильке. Звяк, звяк, звяк. Одну за другой Мулан перехватила все чашки, и те закачались на шпильках.

Однако чайник всё ещё падал. Обернувшись, Мулан увидела, что он вот-вот коснётся пола. Не тратя время на размышления, Мулан взмахнула ногой. Услышав звук рвущейся ткани, она поёжилась, зато носок её туфли подцепил ручку чайника. Чайник слегка покачивался, чашки, висевшие на шпильках, тоже.

На одно бесконечное мгновение воцарилась тишина. Мулан чувствовала на себе глаза четырёх женщин – в них отражалось то же изумление, которое испытывала и она сама. Она сумела. Она предотвратила непоправимое. Паук исчез, а чайный сервиз был спасён.

Но, оставшись без шпилек, её густые длинные волосы выскользнули из пучка. Словно вода, падающая со скалы, длинные пряди стекли вниз и скрыли лицо Мулан.

Ничего не видя за волосами, Мулан тут же покачнулась. Стоявшая на полу нога задрожала, а нога в воздухе качнулась. Руки повело из стороны в сторону, и Мулан с воплем упала.

Чайный сервиз, предмет за предметом, брякнулся об пол и разлетелся на тысячу кусочков.

Лежа на полу, Мулан слышала гневный возглас Фун Линь и чувствовала разочарование, исходящее от матушки. Сиу, тихонько всхлипывая, нагнулась, чтобы подобрать несколько крупных фарфоровых осколков. Но и от её осторожного касания фарфор продолжил крошиться, и Фун Линь снова вскрикнула. В следующее мгновение Мулан услышала, как хлопнула дверь за матерью её жениха… её бывшего жениха.

Мулан встала на ноги, но голову так и не подняла. Следом за Фун Линь она пошла прочь, а матушка и Сиу поспешили за ней. Ни одна не произнесла ни слова. Молча они вышли из дома и сошли с крыльца во двор, где их ждал Джоу.

Однако сваха не молчала.

Выскочив вслед за ними, она воздела руку и обвинительно нацелила на Мулан палец.

– Позор семье Хуа! – закричала она, и голос её заплясал, отражаясь от стен ближайших домов, привлекая внимание всей деревни. – Они не сумели воспитать хорошую дочь!

Каждое слово было для Мулан как пощёчина. Сваха была права. Она подвела родных. Она никогда не принесёт чести семье. Как иначе, ведь сваха теперь не пустит её и на порог своего дома!

Не смея поднять глаза на отца, боясь увидеть неминуемое разочарование на его лице, Мулан побрела прочь со двора в направлении родного дома. Это будет длиннейший путь за всю её жизнь, ведь её спутниками будут печальные мысли и сердитые взгляды матушки. Больше всего на свете Мулан хотелось, чтобы что-нибудь отвлекло от неё всеобщее внимание.

И желание её исполнилось: по деревне прокатилась барабанная дробь.

Мулан, её родные и все селяне встали как вкопанные. Все глаза повернулись к дороге, которая вела в их небольшую деревеньку. День за днём тракт оставался пустым, запорошенным слоем никем не потревоженной пыли. Но теперь селяне видели облако песка, поднятое кавалькадой всадников.

Детвора бросилась было вперёд, поглядеть, что происходит, но тут же вся стайка развернулась обратно.

– Солдаты, – заголосили они на бегу.

Кругом Мулан все зашептались, а в груди её громко заколотилось сердце. С того дня, как солдат видели в их деревне, прошли долгие годы. Тогда отца забрали сражаться за императора. Зачем они здесь?

Барабаны отгремели, пыль осела. И перед ними возникли конные фигуры магистрата и шести солдат. Мужчины глядели на селян сверху вниз. По знаку магистрата несколько солдат соскочили на землю и стали прикреплять к домам листы бумаги.

– Граждане свободного Китая! – возгласил магистрат, несмотря на то что к нему и так было приковано всеобщее внимание. – Северные варвары вторглись в наши земли. Война! По указу его императорского величества Сына Неба каждая семья должна послать на войну одного мужчину! Один муж от каждого дома! – он вынул свиток и развернул его. Мулан было видно, что по свитку вьётся длинный список имен. – Семья Ван! Семья Чин!

Магистрат продолжал зачитывать фамилии семей, живших в тулоу, а Мулан вдруг заметила, что отец исчез в толпе. Она приподнялась на цыпочки, пытаясь понять, куда он ушёл, но деревню затопила всеобщая сумятица. Мужчины проталкивались вперёд, чтобы получить бумаги для зачисления в армию. Позади них старухи и молодые девушки рыдали, одни – радуясь тому, что мужчина из их рода станет героем, другие – зная, как война ломает тело и дух.

– Семья Ду! Семья Хуа!

Когда Мулан услышала родовое имя Хуа, горло её сдавило. Ища глазами отца, она наконец увидела, как он пробирается вперёд. Он шёл с высоко поднятой головой и без своей палки. Мулан знала, что он сделает.

Подойдя к магистрату и двум солдатам, оставшимся верхом, Хуа отвесил им поклон.

– Я Хуа Джоу, – представился он, выпрямившись. – Я служил в императорской армии во время последнего вторжения северян.