Хэйлоу Саммер - Принцесса пепла и золы

«Эргон Алабаст Ибус Хаттила Випольд Верный, принц Нетленной Твердыни, Хранитель Мира и Справедливости по ту и эту сторону Большой воды, засвидетельствованный и благословленный Великими и Мудрыми, помазанниками и посланниками рыцарей Круглого стола Кинипетской Империи, согласно договору и честному слову, данному в заверение оного, до и после смерти, и стало быть, навсегда и навеки Хранитель нашего Королевства» – или пока императору Кинипетской Империи не придет в голову выслать войско, чтобы прибрать этот клочок земли на крайнем западе континента к своим рукам.

Того, что касается императора, в надписи под картиной, конечно же, нет, однако всем известно, что наша монархия вот уже несколько десятилетий висит на волоске и куда менее нетленна, чем это хочет представить напыщенный титул наследного принца.

Несмотря на крупный нос королевского сына, картина кронпринцу льстит. Его рыжеватые волосы мягкими локонами спускаются на плечи, взгляд смел и бесстрашен, осанка гордая и прямая. Ну да, холст все стерпит.

В последний раз мне случилось видеть принца на расстоянии нескольких метров, потому что он медленно ехал верхом по главной улице в компании своих друзей-охотников. Собравшаяся толпа зевак заблокировала все улицы, по которым спешила я, стараясь успеть выполнить все мачехины поручения до обеда. Так вот, тогда кронпринцу еще приходилось бороться с высыпаниями на коже, и держался он и вполовину не так прямо, как эта его приукрашенная версия, выписанная маслом на холсте, а голос его был, на мой вкус, чересчур высоким и пронзительным.

Что ж, прошло три года. В течение этого времени принц посещал превосходную военную академию в Кинипетской Империи и там, якобы, многому научился. Кроме того, он должен перерасти свой ломкий голос и повзрослеть – духовно и физически. Надеюсь. В конце концов, однажды этому рыжему малышу придется возглавить и править нашим королевством. Не хочу повторяться, но после фиаско с тортом на его дне рождения я смотрю на это довольно пессимистично.

Тогда как две другие стороны зала состоят из одних лишь гигантских окон с остроконечными арками, всю четвертую стену занимает расписная карта мира. Вряд ли это решение можно назвать мудрым, если предполагалось, что картина произведет впечатление на гостей, которые ступают в этот зал. Потому что карта изображает в основном Кинипетскую Империю, которая охватывает почти всю территорию нашего мира: три континента и группу островов, тогда как все другие государства – с прошлого года их всего восемнадцать – выделяются из гнетущей массы Империи, подобно маленьким цветным всплескам. Приличную часть карты мира занимает только страна Фортинбрак, которая охватывает четвертый континент на Северном полюсе и большую часть года скрыта под снегом и льдом.

Наше маленькое скромное королевство Амберлинг образует на этой карте крошечную зеленую точку на западном побережье, рядом с Центральной областью Кинипетской Империи. Держу пари, они смухлевали с пропорциями. Очертания нашей империи примерно размером с кулак, но при правильном соотношении к карте целого мира она, вероятно, была бы величиной всего лишь с большой палец. Но ничто не меняет того факта, что это зеленое пятно – моя родина, и я люблю ее, страну, которая для меня достаточно велика.

– Клэри! – раздаются почти в унисон два звонких голоса. Я оборачиваюсь и вижу лица Хелены и Помпи.

Хелена – сирота, которая, сколько я себя помню, работает на рынке. А Помпи – дочь известного в городе трактирщика. Его кабак называется «Хвост Аллигатора», и об этом месте ходят плохие, очень плохие слухи. Но Помпи все равно разрешено ходить в школу, несмотря на то, что в этом учебном году она осталась на второй год.

Помпи сделала это специально, потому что после следующего успешно завершенного учебного года ей придется бросить школу, а она не хочет. Отец девушки настаивает, чтобы она научилась обращаться с цифрами и вела его книги или мастерски укладывала волосы. Все это Помпи рассказала мне в один ненастный день, когда половина города была залита водой, а мы застряли на крыше небольшого рыночного зала.

Свадьба с принцем, спору нет, стала бы долгожданным выходом из этой дилеммы, и когда я рассматриваю Помпи – ее цветущее лицо, пухлые губы, темно-каштановые кудри и женственные изгибы, – думаю, что принц определенно должен быть повержен. Меня бы вполне устроило, если бы правление возглавляла такая разумная душа, как Помпи (пусть даже в качестве жены правителя), но, боюсь, королевская семья, при всей своей терпимости, не захочет пригласить во дворец отца невесты, которого во всей стране называют не иначе как «Пивной отросток».

Встретив Хелену и Помпи, я чувствую себя свободнее. Мы вместе принимаемся сплетничать, пересказывая последние новости о таинственном лесном чудище и его жертвах (одному из крестьян становится лучше, но, говорят, время от времени его якобы посещают странные пятиминутные видения, когда он считает себя порабощенным погонщиком верблюдов из Горгинстера, что, по мнению доктора, является последствием лихорадки), и обсуждаем художественную ценность полотна, на котором изображен кронпринц (а именно: насколько художник поспособствовал тому, чтобы принц выглядел достаточно презентабельно).

– Он хорошо поработал над собой! – утверждает Хелена. – Все так говорят. А еще он, должно быть, очень дружелюбный. И совсем не высокомерный!

– Хотелось бы знать, подрос он или нет, – говорит Помпи. – Когда мне было тринадцать, я была на голову выше его.

– Конечно, он вырос! – отзывается Хелена. – С парнями так и бывает: им просто требуется чуть больше времени, а потом они просто выстреливают в высоту!

– Помпи тоже стала выше, – говорю я. – Ты выросла с тех пор, как мы встречались в последний раз?

– Это все туфли, – объясняет та, приподнимая юбку.

Мы с Хеленой дружно ахаем. Вот это каблуки!

– Как ты только на них ходишь?

– Легко, – уверяет нас Помпи. – Никаких проблем: главное – не попасть в зазор между булыжниками на мостовой.

Внезапный громкий стук прерывает наш разговор. Старик с длинной развевающейся бородой, одетый в элегантную униформу, стоит у входа в зал, снова и снова ударяя церемониальным посохом о мраморный пол, пока в зале не становится тихо.

– Не соблаговолят ли дамы последовать за мной?

Мы следуем. Начинается она – суровая проза жизни, и вскоре все это бесконечно надоедает. После получаса упражнений в реверансах, танцах и словесных оборотах я незаметно ускользаю, неуклюже заворачивая во время танца за угол и одним прыжком спасаюсь в маленьком, пустом зале, где стоит удивительная тишина. Одной простой девушкой из народа больше, одной меньше – никто и не заметит. Побуду здесь, пока весь этот кошмар не закончится.