Гуго фон Гофмансталь - Женщина без тени

© Гуго Фон Гофмансталь / Hugo von Hofmannsthal, 2021

Император был в покоях императрицы, чтоб укрыться от летнего зноя, она облюбовала себе покои на верхней террасе голубого дворца. Кормилица по привычке застыла на страже на террасе, ругая судьбу, которая отдала ее госпожу, фею и ревностно охраняемую дочь могущественного князя духов, замуж за смертного мужчину, пусть даже он и император юго-восточных островов. В своем воображении она по-прежнему была вместе с доверенным ей ребенком-феей на одиноком маленьком острове, омываемом водами черного как смоль озера, окруженного семью лунными горами, где они вели спокойную уединенную жизнь. Снова ей казалось, что она смотрит на дитя-подростка, которое на ее глазах превращалось в ярко-красную рыбку и, светясь, скользило в темных водах потока, или принимало образ птицы и порхало в угрюмых ветвях. Но ее мечтания разорвало неприятное двоякое ощущение действительности. С непроизвольным вздохом она распахнула глаза и посмотрела в глубь чарующей темноты. Она обратила внимание на зарево над большим прудом. Свечение быстро приближалось, когда оно касалось макушек деревьев, они тоже начинали светиться. Ее сковал страх: это было существо с того света, к которому она тоже принадлежала, но уже больше, чем год, предстать перед которым ей не хватало смелости: однако это был не Кейкобад, отец ее госпожи, иначе она бы сильнее дрожала. Когда терраса озарилась светом, дыхание мира духов пронзило ее до мозга костей. Посланник стоял перед ней на плоской крыше в доспехах из голубой чешуи, которые плотно облегали его коренастое тело. Его иссиня-черные волосы были заплетены в косу, его глаза сверкали. «Кто ты? – испуганно спросила кормилица, – тебя я ни разу не видела». «Я двенадцатый, этого тебе должно быть достаточно, – ответил посланник. – Я здесь задаю вопросы, твое дело – отвечать. Носит ли в этот раз она нерожденного в своем лоне? Произошло ли в этом месяце то, чего мы все так боимся? То горе тебе и мне, и всем нам». Кормилица энергично замотала головой. «Итак она еще не отбрасывает тень?» – задавал дальше вопросы посланник. «Нет, – закричала кормилица. – Я могу заверить тебя в этом, как и одиннадцать тех, что приходили до тебя, как только проходил месяц. Она также отбрасывает тень, как если бы ее тело было из горного хрусталя. То, что она оставляет после себя, камни, траву или воду, сияет после ярче, чем изумруды и топазы». «Благодари своего создателя, что это так, стоя на коленях благодари, легкомысленная женщина, заслуживающая кары». «Легкомысленная! Заслуживающая кары! Я должна была своими руками словить юркую рыбку в воде? Я могла удержать за рога молодую строптивую газель? Зачем он дал ей дар перевоплощения? Так она попала в руки людей! Что толку от моей бдительности, моих постоянных страхов!». «Всех нужно проверять», – ответил посланник. «И почему, – возразила кормилица, – она снова потеряла свой волшебный дар, который ей сейчас так нужен, благодаря которому она могла бы снова избежать злого рока, также как она сюда попала!» «Все имеет свое время, иначе не было бы испытаний. Двенадцать лун прошло, осталось три дня!» «Три дня!» – закричала кормилица, переполненная радостью. Посланник строго посмотрел на нее: «Кто научил тебя, – сказал он, – сравнивать мгновения? Соберись и не спускай с нее глаз. Золотая вода странствует по свету, будет не очень хорошо, если она ее встретит». «Вода жизни? – закричала кормилица, – я никогда не видела ее, бьющую ключом, я знаю, она полна таинственных даров, она может помочь ей получить тень?». Она бы продолжила расспросы, но ей показалось, что она слышит позади себя в спальне какой-то шорох. Она повернула голову и увидела бледный свет от лампы императора. Оставив свою спящую жену, он стоял полностью одетый. Кормилица поспешно обернулась – посланник исчез, свет, который его окружал, казалось, заполнил собой всё вокруг. Император легкой поступью прошел мимо фигуры кормилицы, она склонилась к полу. Он также мало обращал на неё внимания, как если бы перед ним лежал кусок ковра. Он устремился к краю крыши, подняв голову, всматривался в сумеречную даль. Свежий ветер принес ему из заоблачной дали то, что он хотел услышать. В тишине платановой аллеи ему подвели коня, по его приказу копыта были, как всегда, обмотаны материей; по привычке, задолго до того, как забрезжит белый день он выезжал на охоту, оставив свою дремлющую супругу, вечером он возвращался только тогда, когда уже факелы горели на балюстрадах лестницы, а комната была заполнена мягким светом девяти ламп. Тем не менее, ни одну ночь на протяжении этого года, двенадцать месяцев которого приближались к концу, он не провел вдали от своей жены. Кормилица вошла внутрь и присела в ногах спящей, на краю кровати; с двойственным чувством нежности она смотрела на свою воспитанницу. Она вытащила лампу и отвела её в сторону: ни намека на тень на стене от головы, плеч, тонких красивых бедер. Спящая металась во сне, ее лицо исказилось от боли, легкий стон вырвался из горла и сорвался с губ. Внезапно она открыла глаза, поднялась в кровати, как дикий зверь, который сбрасывает сон в мгновение ока, она оправилась от сна. «Он уехал, – сказала она. – И в этот раз будет отсутствовать три ночи». Кормилица вздрогнула, она вспомнила слова посланника, но быстро совладала с собой. «Что ты видишь во сне? – спросила она второпях, – твои сны ужасны». «Он отправился в горы на поиски своего красного сокола, – сказала императрица. – И не успокоится, пока не найдёт его, даже если ему понадобится для этого тридцать дней и тридцать ночей». «Горе нам, что мы оказались среди людей, – завела кормилица. – Это так далеко зашло, что ты во сне уже выглядишь почти как им подобная!» «Почему ты не оставила меня спать? – закричала императрица, – что я буду делать всё это время, если бы я могла отправиться вслед за ним, ах, почему я только потеряла талисман». «Безутешный ребенок, как могла ты его потерять! Разве я не говорила тебе беречь его как зеницу ока, от него зависит твоя судьба». «Разумеется я не знала, что в нём кроется моя сила, которая позволяет мне перенестись в тело животного. Теперь я знаю и наказана за это. Если бы он по-прежнему был у меня, как радостны были бы мои дни, вместо этого пустые печальные дни в веренице счастливых ночей. Что за жизнь была бы, как хотела бы я каждый день в новом образе падать в руки моего господина!». «Всему приходит конец», – угрюмо сказала кормилица. «Неужели ты думаешь, – оживилась императрица, – он смог бы меня так быстро тогда заполучить, если бы его красный сокол не сел мне на голову и не ослепил меня беспрерывными ударами своих крыльев, искры посыпались из моих глаз, и я упала в колючем кустарнике».