Александр Курмачёв - Один-за-всех. Мистерия по драме Гуго фон Гофмансталя «Йедерман»

Редактор Николай Браун

Корректор Ирина Краснова

Дизайнер обложки Николай Новодворский

Иллюстратор Роберт Гернхардт

© Александр Курмачёв, 2017

© Николай Новодворский, дизайн обложки, 2017

© Роберт Гернхардт, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4483-6637-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Идея художественного перевода мистерии Гофмансталя «Имярек» («Jedermann») на современный русский язык принадлежала моему другу-художнику-и-поэту Николаю Брауну. Признаюсь, я даже не вникал в тонкости взаимоотношений Николая с этим текстом: я просто согласился, и всё.

Во-первых, у Коли на удивление безупречный вкус: если Коля говорит, что что-то хорошо, значит так оно и есть вне зависимости от того, идёт ли речь о театре, литературе, живописи, дизайне, музыке или кулинарии. Вот бывают такие люди, как Коля. Во-вторых, именно с мистерии Гофмансталя 22 августа 1920 года началась история самого главного в мире музыкально-театрального форума – Летнего зальцбургского фестиваля, с которым я сам много лет сотрудничал: сначала как журналист и оперный обозреватель, а потом уже и как артист. За это время я успел посмотреть несколько версий мистерии Гофмансталя в самом Зальцбурге и полностью разделял как восторг Коли Брауна по поводу спектакля Брайана Мертеса и Джулиана Кроуча, так и его восхищение работой выдающегося австрийского актёра и удивительного человека – Корнелиуса Обоньи, лучшего на сегодняшний день исполнителя роли Йедермана.

В-третьих, так сложилась моя судьба, что центральная тема «Йедермана» оказалась мне глубоко близка лично: пару раз в жизни мне пришлось испытать ощущения, похожие на те, которые испытывает главный герой этой мистерии в момент появления Смерти. В-четвёртых, тема так называемой несправедливости мироустройства как основы атеистического мировосприятия давно меня интересовала, и материал мистерии Гофмансталя показался мне довольно благодатной почвой для выражения своей точки зрения по данному вопросу, поиском ответа на который я сам до сих пор занимаюсь. В-пятых, в июле 2015 года, после выхода моего первого сборника стихов, в моей жизни образовалось некоторое творческое затишье, восполнить которое мог именно такой проект, как «Йедерман».

Словом, одно к одному.

Подготовительный этап начался с того, что Коля Браун прислал мне оригинальный немецкий текст Гофмансталя, и… я взвыл: архаичность языка, средневековая тяжеловесность образов и психологическая монохромность характеров мешали пробиться мне к той форме переложения, которая устроила бы нас обоих. Разумеется, речь не шла о сохранении гофмансталевской стилистики, направленной на реинкарнацию средневековой мистерии в жанре современного моралите. Мои попытки придерживаться «правил хорошего тона» по отношению к первоисточнику постепенно начали мешать созданию оригинального текста переложения, а сопротивление моего видения сюжета немецкоязычному оригиналу нарастало чуть ли не с каждой фразой.

Дело уже пахло керосином, как однажды во время одной из бесконечных ночных бесед в рамках традиционных августовских фестивально-театральных разъездов я поделился своими сомнениями с коллегой по цеху – журналисткой и музыкальным критиком Екатериной Беляевой. Известная не только своим феноменальным кругозором и неподражаемой виртуозностью в создании текстов, но и бескомпромиссностью суждений, Катя сразу дала мне понять, что я занимаюсь ерундой и что никому даже в самой отдалённой перспективе не интересно будет читать на русском языке о предсмертных страданиях какого-то зальцбургского буржуя. На мой вопрос «что делать?» Катя дала моментальный и, по обыкновению, точный ответ: «Пиши своего „Йедермана“ без оглядки на оригинал!».

И – работа тут же пошла.

Оригинальные имена, данные мной действующим лицам мистерии, комментировать в целом не нужно, и даже самое спорное из них – стереофоническое имя Любовницы главного героя – в объяснении вряд ли нуждается. А вот свой перевод имени главного героя (как и название всей мистерии) я, пожалуй, поясню. В переводе с немецкого Jedermann означает «любой», «каждый», «всякий», и здесь уже кроется некий подлог, поскольку главный герой мистерии Гофмансталя обладает такими возможностями и ресурсами, которыми на нашей планете может похвастать, по некоторым данным, всего один процент населения. Разумеется, перед лицом смерти все равны, но ведь неслучайно в качестве показательной жертвы Господь выбирает одного из самых умных, самых успешных, самых сексуальных и привлекательных людей (по крайней мере, из всех, кто выведен на сцену в пьесе).

Спаситель, будучи связующим духовным звеном между горним и дольним мирами, будто бы выбирает в качестве жертвы своего двойника в материальном мире. Этот момент принципиально важен для понимания ядерного смысла мистерии «Один-за-всех»: ведь в самом названии сливаются и роль духовного пастыря человечества, и имя главного героя пьесы, который один за всех вынужден расстаться с жизнью, чтобы другие смогли научиться на его опыте чему-то очень важному. Собственно, в этом же был смысл и самой жертвы Христа. Для меня эта параллель представляется принципиально важной. Вместе с тем, мне думается, что умерщвление материального во имя духовного сегодня не может быть программой выживания человечества, и центральный монолог Веры, в котором затрагивается тема искажения основ взаимодействия человека с Богом, в этой связи является ключевым.

Как известно, человеку дано четыре способа саморазвития и самосохранения (а также взаимодействия с окружающим миром): наука, искусство, философия и религия. Если с первыми тремя инструментами всё более или менее понятно, то религия, несмотря на своё ключевое значение для жизни каждого человека, понимается каждым в меру его собственной ограниченности. Поясню: человек, который фанатично следует каким бы то ни было ритуалам, связанным с какой-то одной конфессией, не может быть религиозным по определению. Это фундаментальная аксиома понимания религии как инструмента самопознания, который очень условно может быть связан с тем, что сегодня принято называть церковью. Более того: даже сегодня, в XXI веке, люди охотно смешивают эти понятия. Грубость этой ошибки уже даже не смешна: сегодня не различать религию и церковь – это то же самое, что не понимать разницы между культурой и министерством культуры. Речь, разумеется, не идёт о том, что все сотрудники министерства культуры поголовно бескультурны. Речь о том, что понятие культуры намного шире, серьёзнее и самостоятельнее, чем министерство, которое этой культурой по каким-то никому не понятным причинам будто бы заведует.