Стивен Эриксон - Пыль грез. Том 1

Под мягкой невинностью Руда Элаля таилась чудовищная натура; от этого никуда не деться, это у него в крови. Об этом говорил Силкас Руин, говорил со знанием дела и с печальной болью на лице. О зреющем урожае элейнтов, о грядущей жестокости, желающей явить себя – и рассматривающей этот мир (да и все миры) как плодородную почву; и в раздутом мешке силы зреет желание удовлетворения.

И мало кто из носителей порченой крови может преодолеть эту врожденную манию величия. «Ах, Удинаас, – говорил Силкас Руин. – Разве что мой брат, Аномандр. Оссерк? Может, да, а может, нет. Был еще один заклинатель костей… и один яггут-одиночник. И еще горстка – тех, у кого крови элейнтов было не так много – и оттого, Удинаас, я лелею надежду в отношении Руда Элаля. Он из третьего поколения – разве не пошел он против воли матери?»

Ну говорили, что пошел.

Удинаас потер лицо и снова посмотрел на обрамленную моржовыми клыками хижину; не лучше ли пойти туда, прекратив все эти разговоры. Ведь Силкас Руин не назвал себя, перечисляя тех, кто справился с кровью драконов в себе. Толика честности от Белого Ворона, проблеск из раны смирения. Только это и удерживало Удинааса.

Сидящий рядом с ним в дыму от очага Онрак длинно вздохнул; воздух засвистел в ноздрях: сломай нос несколько раз, и каждый выдох превратится в корявую музыку. Так, по крайней мере, случилось у этого воина.

– Думаю, он его заберет.

Удинаас кивнул, не решаясь говорить.

– Я… смущен, мой друг. Тем, что ты согласился на эту… встречу. Что извинился и не протестовал против приглашения тисте анди. Удинаас, эта хижина, возможно, полна лжи. Что помешает Белому Ворону предложить твоему сыну сладкий глоток ужасной силы?

В голосе Онрака звучало искреннее беспокойство, и ответить тупым молчанием было невозможно. Удинаас снова потер щеку; непонятно, что потеряло чувствительность – лицо или ладони. И почему ответ кажется таким важным?

– Я ходил по владению Старвальд Демелейна, Онрак. Среди костей бесчисленных драконов. А у врат трупы навалены кучей, как высохшие мухи на подоконнике.

– Если в самом деле стремление к саморазрушению в природе элейнтов, – рискнул Онрак, – не лучше было бы оградить Руда от этого порока?

– Сомневаюсь, что это удастся, – ответил Удинаас. – Разве можно отринуть природу, Онрак? Каждый год лососи возвращаются из моря и, умирая, стремятся вверх по течению к месту, где родились. Древние тенаги уходят из стада, чтобы умереть среди костей сородичей. Бхедерины каждое лето мигрируют на равнины, а зимой возвращаются в леса.

– Все это простые существа…

– И в деревне хиротов были рабы – бывшие солдаты, они сохли от тоски, зная, что никогда не увидят места былых сражений – места первой пролитой крови. Они рвались туда, мечтали пройтись по земле смерти, постоять у курганов, где покоятся кости павших друзей, товарищей. Повспоминать и всплакнуть. – Удинаас покачал головой. – Не так уж мы отличаемся от зверей, с которыми живем в одном мире, Онрак. Единственное, что отличает нас, – это талант отрицать правду, и уж в этом мы ужас как хороши. Лосось не сомневается в том, что делает. Тенаги и бхедерины не задумываются, что движет ими.

– Так ты предоставишь сына его судьбе?

Удинаас оскалился.

– Не мне делать этот выбор.

– А кому? Силкасу Руину?

– Онрак, хоть и кажется, что здесь мы защищены, но это иллюзия. Убежище отрицает столько правды, что дух захватывает. Улшун Прал, ты, твои сородичи – вы все желали такой жизни, такого мира. И Азаты у ворот – это добавляет вам уверенности. Это место, пусть и замечательное, остается тюрьмой. – Удинаас фыркнул. – И что? Мне сковать его? А я смогу? А я осмелюсь? Ты забыл: ведь я был рабом.

– Друг мой, – возразил Онрак. – Я свободен путешествовать в другие владения. Я из плоти. Я целый. Разве не так?

– Если это место будет уничтожено, ты снова станешь т’лан имассом. Так ведь это называется? Это бессмертие костей и высохшей плоти? Здешнее племя обратится в прах.

Глаза Онрака наполнились ужасом.

– Откуда ты знаешь?

– Не думаю, что Силкас Руин лжет. Спроси у Килавы – у нее появляется странный взгляд, особенно когда приходит Улшун Прал или когда она сидит с тобой у огня. Она знает. И не может защитить этот мир. Даже Азаты не смогут противостоять тому, что грядет.

– Значит, это мы обречены.

Нет. Это Руд Элаль. Это мой сын.

– А значит, – сказал Онрак после долгого молчания, – ты отправишь сына прочь, чтобы он выжил.

Нет, друг. Я отправлю его прочь… чтобы спасти всех вас . Но этого сказать он не мог, не мог открыть правду. Он уже достаточно знал Онрака; знал и Улшуна Прала, и других здесь. И они не примут возможную жертву – не захотят, чтоб Руд Элаль рисковал жизнью ради них. Нет, они скорее согласятся на собственное уничтожение, не раздумывая. Да, Удинаас знал этих имассов. Такими их делала не гордость, а сострадание. Трагическое сострадание, когда жертвуют собой и видят в самопожертвовании единственную возможность; то есть выбора вовсе нет: они принимают этот путь без колебаний.

И лучше оставить страх, надежду и все прочее внутри себя. Что можно предложить Онраку в данный момент? Он не знал.

После долгого молчания имасс заговорил:

– Ну что ж, ладно. Я понимаю, и я согласен. Незачем ему умирать с нами. И незачем ему видеть то, что случится. Ты разделишь с ним горе, если такое вообще возможно. Но, Удинаас, ты не должен делить с нами нашу судьбу. Ты тоже должен уйти из этого владения.

– Нет, друг. На это я не пойду.

– Ты все еще нужен сыну.

Руд любит всех вас, Онрак. Так же, как, похоже, любит меня. И все же я останусь, чтобы он помнил, за что должен бороться .

– Я не могу последовать туда, куда отправятся он и Силкас Руин, – сказал Удинаас. Потом крякнул и сумел криво улыбнуться Онраку. – И потом, здесь и только здесь, в твоей компании – изо всех имассов – я почти доволен. И по своей воле от этого не откажусь.

Как много правды можно скрыть в маленькой лжи. И хотя целью был обман, чувства были искренними.

Куда проще, сказал себе Удинаас, мыслить как тенаг или бхедерин. Честно от поверхности до сердцевины, просто и чисто. Да, так было бы гораздо проще.

Руд Элаль вышел из хижины, через мгновение показался и Силкас Руин.

По лицу сына Удинаас прочитал, что любое формальное прощание выйдет слишком тяжелым. Лучше не нагнетать. Он поднялся, встал и Онрак.

Остальные стояли неподалеку и смотрели, инстинктивно ощущая, что происходит нечто серьезное и зловещее. Уважение и вежливость не позволяли подойти ближе.

– Давай… по-простому, – сказал Удинаас чуть слышно.

Онрак кивнул.

– Я постараюсь, друг.

Он не лицемер, нет. Значит, не так он похож на человека, как кажется. Да и все они .