Стивен Эриксон - Дань псам. Том 2

– Хватит, Кле.

– Зачем мы вообще этим озаботились, Нимандр? Тем, чтобы его спасать?

Нимандр уже вновь пристально смотрел на горы вдалеке.

– Араната говорит, что он нужен. Необходим.

– Для чего? И что она вообще знает?

– Хотел бы я тебе ответить, Кле.

– Я себя чувствую, как будто вот-вот в крови захлебнусь!

Нимандр кивнул.

– Да. Я тоже. Думаю, как и все мы.

– Но мне не кажется, что Аномандр Рейк захочет бросить нам веревку.

– Скорее всего, нет.

Клещика потрясла мудрость, прозвучавшая в этом согласии. Он опасался не зря – их вождь действительно изменился. Он что, тоже теперь все видит? Но если так, где его отчаяние? Я не понимаю…

– Я себя чувствую так, словно умер изнутри, – сказал Нимандр. – Именно так.

– Не говори так, брат мой! Не надо!

– Почему?

Так может себя чувствовать только один из нас. Только один. И я, чтоб тебя, успел раньше! Это мое чувство! Он резко рассмеялся.

– Да нипочему. Нет ни малейшей причины.

– Ты как-то странно себя ведешь, Кле, сам-то не замечаешь?

Они ехали по выбеленной от соли равнине. День становился все жарче.

Непосредственно под залом, где в пол были врезаны терондаи и пылало черное солнце, в скальном основании вырубили огромную палату. Когда Аномандр Рейк, Владыка Черного Коралла, Сын Тьмы, уставал смотреть на город с дворцовой башни и прочих удобных для наблюдения точек, он спускался сюда, в каменное чрево, в его непроницаемую темноту.

Подобное случалось редко, и еще реже владыка призывал к себе в подземную пещеру Коннеста Силанна. Кастелян, ноги которого все еще ныли после долгой дороги обратно в город, спустился по крутой винтовой лестнице до самого ее основания. Вход в пещеру закрывали гигантские двери, крытые чеканным серебром, напоминающим драконью чешую. Серебро успело потемнеть, поблескивали лишь грани чешуек, ослабевшим глазам Коннеста Силанна преграда была еле видна. Протянув руку к тяжелому засову, он некоторое время шарил по поверхности, пока наконец не нащупал серебряный брус.

Он открыл одну из створок, навстречу тут же хлынул холодный воздух. Едко и влажно пахнуло необработанным камнем, послышался звук капающей воды. Владыка стоял в середине палаты, где из скалы, подобно сталагмиту, поднимался обелиск. Базальтовая глыба, квадратная в основании, заканчивалась заостренной вершиной на высоте в два роста тисте анди. С той стороны, где стоял Рейк, в камне имелось углубление, формой соответствующее мечу у него за спиной.

– Я не так часто ощущаю потребность облегчить ношу Драгнипура, – произнес Аномандр Рейк, когда Коннест приблизился.

– Да, владыка.

Аномандр извлек свой страшный меч из ножен и погрузил в углубление. Сквозь поверхность обелиска тут же проступила влага, полированный камень покрыли густые блестящие капли, струйками устремились вниз. Скала под ногами громоподобно застонала.

Коннест Силанн оперся на свой посох и вздохнул.

– Владыка, камень не может долго удерживать этот вес.

Однако вы можете, и это понимают, способны осознать столь немногие.

– Пускай еще совсем чуть-чуть, – пробормотал Аномандр Рейк.

– Владыка, я вас не попрекаю.

Тот мимолетно улыбнулся.

– И все же это упрек, друг мой, и вполне заслуженный. Камень чувствует как собственный вес, так и то, сколько он еще в состоянии выдержать. Поверь, я не собираюсь слишком долго злоупотреблять его щедростью.

Коннест Силанн обвел взглядом вокруг, наслаждаясь сладкой темнотой, столь чистой, столь совершенной. Почти такая же, как раньше. В Харканасе, прежде чем Она приняла Свет, прежде чем рожденные из пепла встали на ноги и взялись за мечи. Скабандари. Илгаст Ренд, Халлид Баханн. Грезившая о мире Эсталла. И Остриженный, Кагамандра Тулас, грезивший совсем о другом.

– Я отослал Спиннока Дюрава.

– Да, я об этом слышал. Владыка, я не смогу…

– Боюсь, Коннест, у тебя нет выбора.

– Верховная жрица…

– Все понимает, и сделает все возможное.

Как давно это было. Владыка, перед вашим терпением бледнеют даже боги.

– Наш народ никогда не видел перед собой цели, достойной того, чтобы возродиться, верно? И мы вовсе не жертвы истории, пусть даже многие склонны считать именно так. Любой может прийти к выводу, что все напрасно, будь он к подобному расположен. Любой триумф в конце концов оказывается дутым, любая слава – эфемерной. Но всего это недостаточно, чтобы упасть духом. Да, вероятно, совсем без ущерба для души не обойтись, но путь наш слишком высок, превыше подобных мелочей. Осознаешь ли ты это, Коннест?

– Думаю, что да, владыка.

– Нас убило соглашательство. Вовсе не те, что явились вместе со Светом. И не рожденные Тенью. Все это было неизбежно. И даже, по сути своей, необходимо .

– Да.

– Но в день, Коннест, когда мы согласились с тем, что она от нас отвернулась, мы самим себе перерезали глотки. – Помолчав, Аномандр Рейк продолжил: – Мы древний народ, и очень упрямый. – Он обернулся к Коннесту. – Видишь, сколько времени у нас ушло, чтобы истечь кровью?

А затем, чтобы дополнить и без того неуправляемый триумвират, явилось потомство Оссерка. Менандор, а следом за ней – прочие плоды кровосмешения: Шелтата Лор, Сукул Анхаду, Бревит Дреда. А другие, в это не вовлеченные – в каком изумлении они на все смотрели, как темнел от гнева их взгляд. Драконус, ты полагал, что сумеешь найти ответ для нас всех. Но ты ошибался.

Ошибался ли? Он обнаружил, что уставился на Драгнипур, вслушиваясь в отдаленное эхо рокочущих колес, в приглушенные страдальческие возгласы, и, да – в кипящую бурю приближающегося хаоса.

– Если бы не кровь драконов, – продолжал Аномандр Рейк, – от нас давно осталась бы лишь пыль, плавающая на межзвездном ветру. Понимаю, что с этим согласятся не все, но именно холодная лихорадка, столь внезапно вспыхивающая в наших жилах, столь яростно в нашем рассудке – именно хаос, Коннест, – и дает нам силы выстоять, не страшиться перемен, принимать все неведомое и непознаваемое. И потому-то вы и решаете за нами следовать, за каждым из нас – в свое время и в своем месте.

Хаос внутри вас, о да, пламя на вершине, огонь маяка, проницающий глубочайшую энтропию, что мы видим вокруг себя. И, однако, сколь немногие из вас оказались достойны нашей верности! Сколь немногие, владыка, и с каждым поколением таких было все меньше и меньше, пока, по существу, не остался один лишь ты.

Из глаз его сейчас катились слезы, и вместе с ним плакал обелиск, плакали окружающие их камни. Один, оказавшийся достойным. Единственный.

– Ты найдешь в себе силы, Коннест Силанн. Я в этом не сомневаюсь.

– Да, владыка.

– Найду и я.

С этими словами Сын Тьмы протянул руку и снова принял меч Драгнипур. С привычной легкостью вбросил его в ножны на спине. Обернулся к Коннесту и улыбнулся ему – словно бы не взвалил только что на себя ношу, под тяжестью которой опустился бы на колени любой другой. Боги, взошедшие, те, кто горд, те, кто самоуверен, все пали бы на колени. Ноги же Рейка не подогнулись, даже не дрогнули. Он стоял, высокий, прямой, и в обращенной к Коннесту Силанну улыбке была такая уверенность в избранном пути – безмолвная, несокрушимая, до невозможности страшная, – что Коннест почувствовал, как его сердце сжимается, словно готовое лопнуть.