Фрэнк Миллер - Проклятая

Он никогда не оставит этого просто так. Артур предал его, и хуже того – один из мечей Борса перешел в руки девчонки с фермы, а значит, его поднимут на смех по всем тавернам отсюда и до Северного моря.

Артур покачал головой. Не след было вмешиваться; в конце концов, проблемы этой девушки не были его проблемами.

Отрубленная рука Борса пролетела добрых тридцать футов…

«Надо бы еще разок взглянуть на тот меч».

Нимуэ снова попыталась завалиться влево, и Артур ухватил ее за плащ, породив очередной слабый протест. И все же она снова постаралась выпрямиться в седле.

Час спустя они пытались спастись от холодного тумана с помощью небольшого костра. Артур устроил лагерь за рощицей и молился, чтобы костер оказался достаточно мал и остался незамеченным. Нимуэ спала, прижимаясь к дереву: она свернулась калачиком, словно ребенок, подложив под голову плащ. Артур вцепился зубами в головку твердого сыра, бросил взгляд на этот меч и подошел, стараясь не разбудить Нимуэ. Осторожно накрыл ей голову потрепанной тканью.

Он пристально рассматривал меч в свете костра. Поистине произведение искусства: оружие легкое, послушное, но острие идеально сбалансировано железом и сталью, дабы стать смертоносным.

Но было что-то еще: меч, казалось, гудит в руке Артура, отзывается. Сердце забилось быстрее, и он медленно взмахнул мечом, пригнулся, отражая невидимый удар, затем сделал резкий разворот, и лезвие запело возле уха. Артур коснулся зазубрин на потемневшем клинке: этот меч повидал много сражений. Странная руна у рукояти – никогда прежде он не видел серебряной гравировки. Королевский меч? Церемониальный? Он не был похож ни на германские, ни на монгольские мечи, его делал не римлянин и не генуэзец. Однако все это не имело значения, ибо этот меч внушал уважение. Он был неоценим.

Артур бросил на Нимуэ быстрый взгляд.

С таким мечом он мог бы попасть на торговые корабли, которые благополучно довезут его к дальним берегам. С таким мечом можно вести дела с викингами – заключая ли мирные сделки, или же перерезая глотки. Этот меч мог завоевать ему собственную армию наемников – настоящих бойцов, а не разбойничий сброд – и обеспечить аудиенцию во дворцах баронов, которые пожелали бы нанять такую армию.

И, если бы потребовалось, с таким мечом Артур мог бы отвоевать собственную честь.

Нимуэ пошевелилась. Повернувшись к Артуру, она увидела меч в его руках.

– Что это ты делаешь?

– Ничего. Я просто…

– Дай сюда! – она вскочила на ноги, вырвала оружие из рук Артура и сунула его в ножны, а ножны перекинула через плечо. Крестьянская рубаха сползла, обнажая спину.

– Я просто хотел посмотреть…

– Твое «посмотреть» чертовски походит на «украсть»!

– Свихнулась? Ты вообще умеешь отличать друзей от врагов?

– И кто же тут мой друг?

– Тот, кто добровольно засунул шею в петлю, чтоб спасти твою шкуру!

– А, так ты меня спасал. Или все же мой меч?

Нимуэ отвернулась и уселась на землю, обхватив колени руками.

– Ты ранена, – вдруг пробормотал он, подходя ближе. Нимуэ обернулась.

– Что? Вовсе нет!

«Он увидел шрамы». Щеки Нимуэ вспыхнули, когда она взглянула на свои обнаженные плечи. Пришлось немедленно задрать рубашку повыше, прикрывая их.

– Все в порядке.

На самом деле она едва могла думать: место, где знахарь вырвал зуб, непрерывно ныло.

– Это не ерунда, ты ранена!

– Я сказала, что в порядке!

– Я могу попытаться сделать перевязку, – тон Артура немного смягчился. – У меня еще есть немного вина и бинты. Если пойдет заражение, то тебе конец.

– Это вовсе не свежие раны, – помолчав, пояснила Нимуэ. – Просто так выглядят.

– Что ты имеешь в виду? – Артур осторожно присел возле огня.

– Просто шрамы. Старые.

– Шрамы, которые никогда не затягиваются? – Нимуэ кивнула. – Бессмыслица какая-то.

– Так случается… – она чуть замялась, – когда раны вызваны темной магией…

Он был смущен, – Нимуэ видела это по лицу, – и она разозлилась.

– О, так это потому, что ты… эээ…

– Что? Ведьма? – резко спросила она.

– Нет. Просто… не знаю. Я хотел сказать, я не подумал…

– О нет, совсем не подумал, верно? Что оно значит для тебя? Это слово?

– Слушай, забудь.

– Я принадлежу к Небесному Народу! Мой клан родился с первыми лучами солнца, и наши королевы в древности призывали дождь, овладевали силой солнца, давали жизнь урожаю. А твой народ в это время игрался с камешками.

Артур поднял руки.

– Сдаюсь!

Нимуэ закатила глаза и продолжила дуться. Невежество свойственно человеческой крови, и все же ее смятение таилось глубже. Ей никогда не убежать от этого. Шрамы. Навсегда помечена, навсегда изгнана. Ее собственный клан боялся ее – так с чего бы Артуру поступать иначе? Она могла видеть страх в его глазах: «Он хочет от меня избавиться. И сложно винить его за это».

Артур тем временем ворошил палкой угли в костре. Спустя несколько мгновений неловкого молчания он сказал:

– Просто они выглядят… болезненными.

– Они не болят, – быстро ответила Нимуэ. – Почти никогда.

Она подняла взгляд. Они смотрели друг на друга сквозь огонь.

– Похоже на следы когтей.

Нимуэ кивнула.

Воспоминание шевельнулось в глубине сознания. Она все еще помнила, как пахли луком волосы отца. Она спала между родителями – и то было самое безопасное, самое теплое место во всем мире. По крайней мере до той ночи, пока все не началось: видения, посещавшие ее, чужая ворожба и ужас, когда болезненно-сладкий голос позвал ее по имени.

– Мне было пять лет… – начала Нимуэ, не отводя глаз от костра.

« Нимуэ », – снова прошептал голос. Она выбралась из постели и вышла за двери деревянной хижины.

– Кто здесь? – тревожно спросила она в темноту ночного воздуха. В деревне стояла невероятная тишина. Она помнила, как ступала по грязи босыми ногами, а в желудке что-то дрожало, словно струна.

«Нимуэ, ну где же ты?»

– А где ты? – спросила она. Луна светила так ярко, что было видно всю дорогу, мимо дома вождя и в самую чащу Железного Леса.

В отличие от большинства детей, Нимуэ не боялась оказаться в лесу ночью. Ее мать – архидруид, а отец, Иона, – уважаемый целитель, и с самого раннего детства они рассказывали Нимуэ о Сокрытом. Она знала, что Сокрытое прячется в знакомых вещах и явлениях, таких как роса на листке или кора дерева, и что видеть его способны лишь те немногие, у кого есть особое зрение. Ленор умела петь такие песни, что выманивали Сокрытое на свет, и тогда его можно было увидеть – как искорки на шерсти, что возникали, если погладить кошку. Никогда у Нимуэ не было причин бояться Сокрытого. Никто не предупреждал ее, что не только свет, но и нечто темное способно отыскать ее и заговорить с нею. В пять лет Нимуэ полагала, что Сокрытое ей вроде тайного друга, с которым она только никогда не встречалась, – вот отчего этот голос так заворожил ее. Он казался теплым и обещал увлекательную игру.