Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)

Бесчисленные жизни текли перед ней непрерывной чередой, каждая со своим свинцовым грузом горестей, стыда и боли, пока до нее не донесся собственный голос, зашедшийся в крике невыносимой агонии, звучащий на одной ноте сквозь тьму веков.

А потом она пришла в себя на покрытом бархатом возвышении в загадочной комнате.

В призрачном тусклом свете перед ней вновь предстал помост и сидящая на нем таинственная фигура в мантии. Голова в капюшоне склонилась на грудь, и в полумраке смутно виднелись высоко поднятые плечи. Она не могла разглядеть подробностей, но капюшон, сменивший бархатную шапочку, отчего-то вызывал в ней тревожные ощущения. Чем дольше она смотрела на неподвижную фигуру, тем сильнее охватывал ее безрассудный страх, от которого язык у девушки прилип к гортани, – ее не покидало ощущение, что перед ней на возвышении сидит уже не Магистр.

И тут фигура пошевелилась и выпрямилась во весь рост, нависая над ней. Затем она наклонилась, протягивая к Ясмине длинные руки в широких рукавах накидки. Девушка молча боролась с ними, преодолевая страх и про себя удивляясь тому, какие они сильные и жилистые. Голова в капюшоне склонилась над ее лицом, и принцесса поспешно отвернулась. И тогда она закричала, громко и истошно, давая выход своему страху и ненависти. Костлявые руки вцепились в ее гибкое и податливое тело, а из-под капюшона выглянул лик смерти и разрушения – на полуразложившемся черепе проступили черты лица, похожие на рассыпающийся от ветхости пергамент. Девушка вновь закричала, а потом, когда шамкающие безгубые челюсти потянулись к ее губам, лишилась чувств.

Над заснеженными вершинами Гимелийев взошло солнце. Группа всадников остановилась у подножия длинного склона и стала смотреть вверх. Высоко над ними, на горном склоне, небеса пронзала каменная башня. Позади нее и выше блестели стены колоссальной цитадели – как раз там, где начиналась линия снегов, укрывших белоснежной шапкой вершину Йимши. Представшая взорам всадников картина выглядела слегка нереальной – фиолетовые склоны, поднимающиеся к фантастическому замку, казавшемуся игрушечным на таком расстоянии, и над ними на фоне пронзительной голубизны неба сверкал увенчанный белой пеной горный пик.

– Лошадей придется оставить здесь, – проворчал Конан. – По этому предательскому склону легче будет передвигаться пешком. Кроме того, кони уже выбились из сил.

Он соскочил на землю с черного жеребца, который стоял, широко расставив ноги и опустив голову. Они ехали всю ночь, на ходу подкрепляясь скудными припасами из седельных сумок и останавливаясь только для того, чтобы дать краткий отдых лошадям.

– В первой башне живут ученики Черных Прорицателей, – сказал Конан. – Во всяком случае, так говорят; они – как сторожевые псы своих хозяев, колдуны уровнем пониже. Но и они не будут просто сидеть и смотреть, как мы карабкаемся к ним.

Керим Шах посмотрел на гору, после чего оглянулся туда, откуда они пришли. Они уже довольно высоко поднялись по склону Йимши, и под ними остался сплошной лес иззубренных пиков и вершин пониже. Там, в лабиринте острых зубцов и каменных осыпей, туранец тщетно высматривал хоть какое-нибудь движение, которое выдало бы присутствие людей. Очевидно, афгули, преследовавшие своего вождя, ночью потеряли его след.

– Ладно, идем.

Привязав измученных лошадей к ветвям тамариска, растущего неподалеку, они, не тратя лишних слов, повернулись к склону. Укрыться на нем было негде. Перед ними простирался голый и безжизненный подъем, усеянный валунами, недостаточно большими для того, чтобы за ними мог спрятаться человек. Зато они скрывали кое-что другое.

Люди не успели пройти и пятидесяти шагов, как из-за скалы вывернулась злобно рычащая тварь. Это была одна из тех огромных сторожевых собак, каких полным-полно в любой горной деревне; красные глаза пса горели адским огнем, а с клыков капала слюна. Первым шел Конан, но тварь не тронула его. Промчавшись мимо, она прыгнула на Керима Шаха. Туранец успел отскочить в сторону, и зверюга набросилась на шедшего следом иракзайца. Тот завопил и выставил перед собой руку, которую и принялась рвать клыками тварь. Воин попятился, и в следующую секунду с полдюжины кривых сабель принялись кромсать зверя. Но только после того, как тварь была в буквальном смысле изрублена на куски, челюсти ее разжались и она перестала рвать своих обидчиков.

Керим Шах перевязал рваные раны на руке своего воина, пристально взглянул на него и отвернулся, не сказав ни слова. Присоединившись к Конану, он стал вместе с ним подниматься по склону.

Наконец Керим Шах нарушил молчание:

– Странно встретить деревенского пса в таком месте.

– Да, здесь нет для него потрохов и отбросов, – согласно проворчал Конан.

Оба оглянулись на раненого воина, с трудом поспевающего за своими товарищами. Его смуглое лицо блестело от пота, и он оскалился, морщась от сильной боли. Затем оба подняли глаза на каменную башню, возвышавшуюся над ними.

Вокруг царила сонная, какая-то сверхъестественная тишина. Ни на башне, ни на странном пирамидальном сооружении позади нее не наблюдалось признаков жизни. Но людей, с трудом переставляющих ноги, не покидало ощущение того, что они идут по лезвию ножа. Керим Шах взял в руки свой тяжелый туранский лук, бивший на пятьсот шагов, а иракзайцы вооружились своим луками, полегче и не таким смертоносными.

Но не успели они подойти к башне на дистанцию выстрела из лука, как с неба на них без всякого предупреждения обрушилось нечто крылатое. Оно пролетело так близко от Конана, что его обдало волной воздуха от мощных крыльев, но зашатался и упал шедший следом иракзаец, из разорванной яремной вены которого фонтаном ударила кровь. Ястреб с крыльями словно из закаленной стали вновь взмыл в небеса, роняя капли крови со своего изогнутого, как скимитар, клюва, но тут рядом щелкнула тетива лука Керима Шаха. Птица камнем рухнула на землю, однако где именно она упала, не разглядел никто.

Конан склонился над жертвой воздушного нападения, но воин был уже мертв. Никто не проронил ни слова; рассуждения о том, что никогда раньше ястребы не нападали на людей, были бесполезны. Ярость понемногу начала вытеснять фаталистическую летаргию в необузданных и свирепых иракзайцах. Волосатые пальцы выдергивали стрелы из колчанов, и мужчины, горя жаждой отмщения, вглядывались в башню, молчание которой выглядело издевательским.

Но и следующее нападение оказалось быстрым и действенным. Они все увидели его – белый клубок дыма, что сорвался с верхушки башни и покатился к ним по склону. За ним последовали и другие. Они казались безвредными, эти шерстяные клубки облачной пены, но Конан стремительно шагнул в сторону, уступая дорогу первому из них. У него за спиной кто-то из иракзайцев ткнул мечом в колышущуюся белую массу. В следующее мгновение склон горы вздрогнул от взрыва. Последовала вспышка ослепительного пламени, сам моток облачной пряжи исчез, а от чересчур любопытного воина осталась лишь груда обгорелых и почерневших костей. Высушенная рука по-прежнему сжимала рукоять меча, но лезвие расплавилось и испарилось от страшного жара. Мужчины, шедшие рядом с невезучей жертвой, нисколько не пострадали, если не считать легкого головокружения и огненных кругов перед глазами от яркой вспышки света.