Роберт Говард - Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник)

И вдруг Конан понял: здесь что-то не так. Он знал, что Зархеба не отличается высоким ростом. Головой он едва доставал Конану до плеча. Но сейчас его лицо находилось на одном уровне с глазами Конана. Получается, он стоит на чем-нибудь? Конан пригнулся и стал вглядываться туда, где должны были находиться ноги, но ему мешали густые кусты и толстые стволы деревьев. Но вот он разглядел кое-что еще и оцепенел. Сквозь просвет в кустах он увидел ствол дерева, под которым стоял Зархеба. Ниже должно было располагаться туловище Зархебы, а не ствол дерева – но вот туловища-то и не было.

Насторожившись, словно тигр, выслеживающий добычу, Конан скользнул в самую гущу зарослей и мгновением позже отвел в сторону ветку и взглянул на лицо, на котором так и не дрогнул ни один мускул. Больше и никогда не дрогнет, во всяком случае по своей воле. Он смотрел на отрубленную голову Зархебы, подвешенную за волосы к нижней ветке дерева.

Конан стремительно обернулся и окинул взглядом кустарник. Убийцы нигде не было видно; чуть поодаль высокая трава была примята и влажно отблескивала чем-то темным. Затаив дыхание, он напряженно вслушивался в тишину. Деревья и кусты, усеянные крупными мертвенно-бледными цветками, были темными, неподвижными и зловещими, отчетливо вырисовываясь на фоне сгущающихся сумерек.

На задворках сознания у Конана проснулись и зашевелились первобытные страхи. Неужели к случившемуся приложили руку жрецы Кешана? Если так, то где же они сами? И сам ли Зархеба, в конце концов, бил в гонг? Он снова вспомнил Бит-Якина и его загадочных слуг. Но Бит-Якин мертв и давно превратился в скелет, обтянутый ссохшейся кожей, обреченный вечно приветствовать восходящее солнце из своей крошечной пещеры. А вот куда подевались его слуги, можно было только гадать. Ведь доказательств того, что они покинули долину, у него не было.

Конан вдруг подумал о Муриэле, оставшейся в одиночестве и без защиты в огромном дворце, населенном тенями. Он повернулся и побежал обратно по темной аллее; но даже бежал он так, как бежит настороженная пантера, замирая в прыжке и успевая посмотреть по сторонам, в любой миг готовясь нанести смертельный удар.

Громада дворца мрачно высилась за деревьями, но сейчас он заметил и кое-что еще – красноватые отблески костра, пляшущие на полированном мраморе. Он растворился в кустах, окаймлявших древнюю аллею, скользнул между стволами и подобрался к кромке открытого пространства перед входом. До него долетели голоса; трещали факелы, и свет их плясал на эбеновой блестящей коже. Жрецы Кешана прибыли.

Они пришли не по заросшей травой и кустами аллее, как рассчитывал Зархеба. Очевидно, в долину Алкмеенона вел далеко не единственный тайный проход.

Они столпились на широких мраморных ступенях, подняв над головами факелы. Во главе процессии он заметил Горулгу, чей профиль, подсвеченный отблесками пламени, казался высеченным из бронзы. Остальные были его аколитами, черными гигантами, на коже которых острыми искорками и блестками отражался свет факелов. В самом хвосте виднелся гигант-негр исключительно свирепой наружности, при виде которого Конан поморщился. Это был Гварунга, тот самый человек, который, по словам Муриэлы, и открыл тайну подводного входа Зархебе. Интересно бы знать, насколько глубоко он погряз в интригах стигийца?

Конан поспешил к открытой галерее, стараясь держаться в тени кустов. Жрецы не оставили часового охранять вход. Факелы постепенно удалялись по длинному темному коридору. Прежде чем они добрались до двустворчатой двери в дальнем конце, Конан взбежал по ступенькам и пристроился сзади. Бесшумно перебегая вдоль стены от одной колонны к другой, он достиг большой двери в тот момент, когда они уже почти пересекли огромный тронный зал. Свет их факелов разогнал темноту. Они не оглядывались. Страусовые перья кивали в такт шагам, туники из шкуры леопарда странным образом контрастировали с мрамором и металлическими украшениями старинного дворца. Жрецы гуськом пересекли просторную комнату и на мгновение остановились перед золотой дверью слева от тронного помоста.

В огромном помещении зловещим эхом раскатился звучный голос Горулги, выговаривающий высокопарные фразы, непонятные притаившемуся слушателю; затем верховный жрец распахнул золотую дверь и вошел, непрестанно кланяясь в пояс, а за его спиной факелы опускались и взмывали вверх, разбрасывая шипящие искры, когда аколиты последовали примеру своего наставника. Дверь закрылась за ними, отрезая все звуки, и Конан устремился через тронный зал к алькову позади трона. Ветер, гуляющий по залу, и то производил больше шума, чем он.

Тоненькие лучики света ударили из отверстий в стене, когда он отодвинул потайную панель. Скользнув в нишу, он приник к ней лицом. Муриэла сидела на помосте, сложив руки перед грудью, опираясь затылком о стену, в нескольких дюймах от его глаз. Он ощутил нежный аромат ее духов. Разумеется, Конан не мог видеть ее лица, но по ее позе можно было заключить, что она невозмутимо устремила взгляд в неведомые дали, глядя поверх бритых голов коленопреклоненных чернокожих гигантов. Конан одобрительно улыбнулся. «Маленькая шлюха – настоящая актриса», – сказал он себе. Он знал, что внутри она вся трепещет от ужаса, но внешне ничего не было заметно. В неверном свете факелов она выглядела в точности так, как та богиня, которую он видел лежащей на этом возвышении, если только можно было вообразить себе богиню, буквально излучающую жизненную силу.

Горулга тем временем монотонно декламировал что-то на незнакомом Конану наречии, скорее всего, какое-нибудь заклинание на древнем языке Алкмеенона, передаваемое жрецами из поколения в поколение. Оно казалось бесконечным, и Конан начал терять терпение. Чем дольше продлится это представление, тем тяжелее придется Муриэле. Если она не выдержит и сломается… Он поправил пояс, чтобы меч и кинжал были под рукой. Мысль о том, что маленькую распутницу будут мучить и пытать чернокожие воины, была ему невыносима. Но вот речитатив – глубокий и явно зловещий – наконец оборвался, и аколиты ответили верховному жрецу криками согласия. Подняв голову и простирая руки к неподвижной фигуре на возвышении, Горулга вскричал звучным голосом в манере, свойственной кешанским жрецам:

– О великая богиня, обитательница неведомых пределов, отвори свое сердце и разомкни уста внемлющему рабу твоему, склонившему голову к праху у твоих ног! Говори, великая богиня священной долины! Тебе ведомы пути, которыми нам только предстоит пройти. Тьма, ослепляющая нас, – все равно что сияние полуденного солнца для тебя. Пролей свет своей мудрости на путь слуг твоих! Глашатай богов, поведай нам, как они желают, чтобы мы поступили с Тутмекри из Стигии?