Анджей Сапковский - Дорога без возврата (сборник)

– Это н‑н‑н. – Он заикнулся, на этот раз так сильно, что у него чуть было глаза не вылезли из орбит. – Это нннеее…

– Возможно, возможно, – заверил я, по-прежнему улыбаясь белозубо и остроклыко. – Стой там, где стоишь, сведи активность до минимума, и я одарю тебя здоровьем. Parole d‘honneur [37]. Ты понял, что я сказал, двуногий? Единственное, чем тебе разрешается шевелить, – это веки и глазные яблоки. Позволяю также продолжать осторожно вдыхать и выдыхать.

– Нннооо…

– Болтать не позволяю. Замри и молчи, словно от этого зависит твоя жизнь. А она, кстати говоря, зависит.

Он понял. Стоял, потел в тишине, глядел на меня и интенсивно мыслил. Мысли у него были жутко путаные. Не ожидал я таких мыслей у преподавателя математики. В это время Венера Уайтблэк делала свое, а воздух аж вибрировал от магии ее мурлыканья. Алиса пошевелилась, застонала. Кошка успокоила ее, положив легко лапку на лицо. Чарлз Лютвидж Доджсон – я вспомнил, как его зовут, – вздрогнул, увидев это.

– Спокойно, – сказал я сверх ожидания мягко. – Здесь лечат. Это терапия. Наберись терпения.

Он несколько секунд присматривался ко мне.

– Ты ммм… ммоя собственная фантазия, – проворчал он наконец. – Бессмысленно с ттт… тобой разговаривать.

– Ну прямо-таки мои слова.

– Это, – он легким движением руки указал на кровать, – и это… ттт… терапия? Кошачья терапия?

– Угадал.

– «Though this be madness, – проговорил он, о чудо, не заикнувшись, – yet there is method in’t» [38].

– И это тоже прямо-таки мои слова!

Мы ждали. Наконец Венера Уайтблэк перестала мурлыкать, легла на бок, зевнула и несколько раз прошлась по шкурке розовым язычком.

– Пожалуй, конец, – неуверенно проговорила она. – Я вытянула все. Яд, болезнь и жар. Было еще что-то в костном мозге, не знаю что. Но для верности я и это тоже вытянула.

– Браво.

– Ваша милость?

– Слушаю.

– Я все еще жива.

– Не думаешь же ты, – высокомерно улыбнулся я, – что я позволю тебе умереть?

Кошка зажмурилась в немой благодарности. Чарлз Лютвидж Доджсон, уже долгое время беспокойно следивший за нашими действиями, неожиданно громко кашлянул.

– Говори, – благосклонно разрешил я, подняв на него глаза. – Только не заикайся, пожалуйста.

– Не знаю, что за ритуал здесь осуществляется, – начал он тихо, – но есть вещи на земле и небе…

– Переходи к этим вещам.

– Алиса все еще без сознания.

Ха! Он был прав. Походило на то, что операция удалась. Но только лекарям. Medice, cura te ipsum [39], подумал я. Я не торопился говорить, чувствуя на себе вопросительный взгляд кошки и неспокойный взгляд преподавателя математики. Я просчитывал различные возможности. Одной из них была: пожать плечами и удалиться. Но я уже слишком крепко ввязался в эту историю и теперь отступать не мог. Бутылка, на которую я поспорил с Зайцем, конечно, одно дело, но престиж…

Я усиленно размышлял. Мне помешали.

Чарлз Лютвидж вдруг подпрыгнул, а Венера Уайтблэк напружинилась и резко подняла голову. На выкрутасах викторианских обоев заплясала быстрая, юркая тень.

– Хааа-хааа! – запищала тень, кружась вокруг жирандоля. – А нет ли у котов аппетита на летучих мышей?

Венера прижала уши, зашипела, выгнула спину, яростно фыркнула. Радэцки предусмотрительно повис на абажуре.

– Честер! – закричал он с высоты, расправив одно крыло. – Арчи велел передать, чтобы ты поспешил!

Дело скверно! Les Coeurs забрали девочку! Поспеши, Честер!

Я выругался очень грубо, но по-египетски, так что никто не понял. Кинул взгляд на Алису. Она дышала спокойно, на ее лице появилось что-то вроде румянца. Но, черт побери, она так и не приходила в себя!

– Она все еще видит сон, – открыл Америку Чарлз Лютвидж Доджсон. – И боюсь, это не ее сон.

– Я тоже боюсь, – глянул я ему в глаза. – Но сейчас не время теоретизировать. Необходимо вырвать ее из горячки прежде, чем дело примет необратимый характер. Радэцки! Где сейчас девочка?

– На лужайке Страны Чудес! – проскрипел Радэцки. – На крокетном поле. С Мэб и Les Coeurs!

– Летим!

– Летите! – Венера Уайтблэк выпустила когти. – А я буду здесь ее сторожить.

– Минутку. – Чарлз Лютвидж потер лоб. – Я не все понимаю… Не знаю, куда и зачем вы собираетесь лететь, но… Пожалуй, без меня вы не обойдетесь… Именно я должен придумать окончание этой истории. А чтобы это сделать… By Jove! [40]Я должен пойти с вами.

– Да ты шутишь, – фыркнул я. – Сам не знаешь, что говоришь.

– Знаю! Это моя собственная фантазия.

– Уже нет.

На обратном пути horror vacui был еще паршивее. Потому что я спешил. Бывает, при таких перемещениях спешка оказывается губительной. Небольшая ошибка в расчетах – и ты попадешь во Флоренцию в 1348 году во время эпидемии Черной Смерти. Или в Париж, в ночь с 23 на 24 августа 1572 года [41].

Но мне повезло. Я попал туда, куда следовало.

Болванщик не ошибался и не преувеличивал, назвав всю эту паскудную червоную банду показушниками. Они все делали с эффектом и ради эффекта. Всегда. Так было и на сей раз.

Расположившийся между акациями газон неудачно прикидывался крокетным полем. Эффекта ради на нем установили полукруглые воротца, которые на крокетном жаргоне именовались arches. Les Coeurs в количестве около десяти держали в руках реквизит: молотки, или mallets, а на травке валялось что-то, долженствовавшее изображать шары, но выглядевшее прямо-таки свернувшимися в клубок ежами. Тон в шайке задавала, разумеется, огненноволосая Мэб, выряженная в карминовый атлас и крикливую бижутерию. Повышенным голосом и властными жестами она указывала Les Coeurs места, которые те должны занять. При этом одну руку она держала на плече Алисы Лидделл. Девочка посматривала на королеву и подготовку к игре с живым интересом и пылающими щеками. Совершенно определенно она не понимала, что готовится не игра, а экзекуция. Причем не простая, а показушно-эффектная.

Мое неожиданное появление вызвало – как обычно – легкое замешательство и шумок среди Les Coeurs, которое, однако, Мэб быстро пресекла.

– Сожалею, Честер, – сказала она холодно, сминая унизанными перстнями пальцами оборки на плече Алисы. – Весьма сожалею, но у нас уже полный комплект игроков. Между прочим, именно поэтому тебе и не выслали приглашения.

– Не беда, – зевнул я, демонстрируя резцы, клыки, премоляры и моляры, в общей сложности всю кучу дентина и зубной эмали, – не беда, ваше величество, я в любом случае вынужден был бы отклонить приглашение. Я не охотник до крокета, предпочитаю другие игры и забавы. Что же касается комплекта игроков, то, думаю, есть у вас и запасные?

– А тебе какое дело до того, – прищурилась Мэб, – что у нас есть, а чего нету?

– Я, видите ли, вынужден забрать у вас мисс Лидделл. Надеюсь, тем самым не испорчу вам забавы?

– Ага. – Мэб, слабо имитируя улыбку, ответила мне демонстрацией части набора зубов. – Ага. Понимаю. Но поясни ты мне, почему наши извечные споры касательно гегемонии должны состоять во взаимном изъятии игрушек? Мы что, дети? Разве нельзя, предварительно условившись о времени и месте, решить то, что решить следует? Ты можешь мне это объяснить, Честер?