Кендалл Калпер - Соль и шторм

Уэлд-Хэйвен в шутку называют «гаванью» – здесь, в отличие от тихой пристани Нью-Бишопа, побережье встречает корабли грядой остроконечных скал, напоминающих огромные клыки гигантской челюсти. Только крошечные рыбацкие плоскодонки могут легко лавировать между острыми камнями и без риска выходить в открытое море. Если в тех местах пока еще не было крушений, то лишь потому, что не находилось таких дураков, которые бы попробовали там пришвартоваться. Тем не менее губернатор нашего острова решил, что устанавливать маяк в Уэлд-Хэйвен будет пустой тратой, поскольку увидит его лишь горстка темнолицых рыбаков да их кривоногие жены. Зато такому прекрасному городу, как Нью-Бишоп, необходим красивый большой маяк, повод для гордости. Сказано – сделано: он был возведен к столетию английского поселения на острове Принца – высотой в шестьдесят футов, белый, с маленькими темными окошками и черным куполом.

Но теперь, когда близился двухсотлетний юбилей, маяк стал бельмом на глазу у города. Дети давным-давно поразбивали все окна, на белом облупленном камне проступила ржавчина, и со стороны казалось, что бедняга весь в кровоподтеках. Благотворительное женское общество регулярно затевало сбор средств под девизом «Спасем наш маяк!», но мужчины острова не торопились вкладывать с трудом заработанные деньги в его реставрацию, не видя в том никакого проку.

Зато маяк был идеальным местом, где Тэйн мог бы нанести на мою кожу магический узор. Там мы будем довольно далеко от города, поэтому, если вдруг я и начну вопить от боли, вряд ли кто-то меня услышит. На маяке и днем-то ни души, мы же и вовсе пойдем туда ночью, так что сможем задержаться сколько угодно, хоть до рассвета. Правда, я беспокоилась, не разваливается ли он изнутри, да и темновато там было. Вот ведь ирония: маяк без света.

Я лежала в кровати, прислушиваясь к малейшему шороху, который вполне мог обернуться предвестием беды. В ту ночь, когда мы должны были встретиться с Тэйном, я отправилась спать рано, поскольку слишком нервничала, чтобы просидеть весь вечер в гостиной под бдительным присмотром матери. Вот только ждать предстояло еще несколько часов, и все это время я только и делала, что лежала, сжав кулаки и тщетно пытаясь утихомирить бешеный стук сердца. Думала, что умру от нервного напряжения, прежде чем городские куранты пробьют час ночи.

Наконец раздался долгожданный удар – «дон-н-н-н», и я хотела вскочить, но почувствовала, что буквально примерзла к кровати. Заклятье! Лед сковал мое тело. Это все мать! Она узнала, что я снова собираюсь сбежать! Но только я хотела рвануться изо всех сил с воплем отчаяния, как поняла, что все-таки могу шевелиться. Я встала, прошлась по комнате. Щеки пылали от нервного возбуждения. Заклятье было ни при чем – на меня напал самый обычный страх!

Я быстро оделась, накинула на плечи старый черный плащ. Тайком спустилась на кухню. Двигалась я почти бесшумно, тишину дома нарушало только мерное посапывание пастора и остальных домочадцев. В кухне отыскала ботинки Люси, нашей посудомойки. Они немного жали, но все равно выглядели более надежными, чем мои изящные туфельки из тонкой кожи. Выскользнув во двор через заднюю дверь, я на минуту задержалась: захватила в сарае фонарь и коробок спичек.

Дом моей матери, как и остальные большие здания, стоял вдоль линии побережья. Ни деревья, ни другие строения не преграждали дорогу к океану, а значит, мне не было нужды идти по улицам. Достаточно незаметной тенью проскользнуть к кромке песка, а там остается только добежать до маяка. Боже, сколько раз я представляла себе это!

Маяк замыкал ряд корабельных мастерских с северной стороны. В отличие от Главного дока, где всегда кипит работа, по ночам тут тихо и пустынно. Кроме маленьких лодчонок, полных грязной дождевой воды, здесь и нет ничего.

Когда я, едва переводя дух, добралась до маяка, то вдруг подумала, что впервые окажусь с Тэйном наедине по-настоящему.

В темноте я долго шарила пальцами по ржавой двери, прежде чем смогла ее открыть.

– Эй, – тихо позвала я, зайдя вовнутрь.

– Забирайся сюда!

Голос Тэйна доносился сверху, из комнаты смотрителя. Я чиркнула спичкой и зажгла фонарь. Внутри маяка валялись груды мусора и камней, всюду торчали ржавые прутья. Серые крашеные доски, из которых когда-то сколотили лестницу, совсем прогнили и, казалось, едва выдерживали собственный вес, не говоря уже о том, чтобы по ним кто-нибудь поднимался…

– Я думала, мы все сделаем внизу, – сказала я громко, но Тэйн в ответ только коротко рассмеялся.

– Тебе предстоит терпеть боль несколько часов, пока я буду колоть тебе кожу, а ты переживаешь по поводу высоты? – крикнул он.

Я нахмурилась и осторожно встала на нижнюю ступеньку. Признаться, я вообще не задумывалась о том, как наносят татуировки. От моряков, правда, слышала, что только смельчаки решаются сделать наколку, а значит, что будет больно и понадобится потерпеть. Ходили слухи, что нередко вместо красивого рисунка, моряк получал заражение или кровоточащую рану, которая никак не заживала.

Поднимаясь по скрипучей покосившейся лестнице, я мысленно старалась отогнать страшные мысли, повторяя себе, что бояться кровотечения или инфекций в моем положении – непозволительная роскошь. Эти страхи может испытывать обычная девушка. Такая, что и разговаривать не стала бы с людьми в татуировках. Такая, в которую хотела превратить меня мать. Такая, которая мечтает стать настоящей леди, а никак не ведьмой. Ну а я должна избежать убийства, так что боль по сравнению с грозившей мне смертью – сущий пустяк.

Тэйн с фонарем поджидал меня на самом верху лестницы. Днем из комнатушки под куполом открывался потрясающий вид на Нью-Бишоп и океан. Ночью же вокруг простиралась сплошная мгла, и я представила, что мы находимся не в маяке на краю города, а на грот-мачте китобойного судна, окруженного бесконечным черным океаном.

Тэйн уже подготовился. Его предусмотрительность меня даже удивила – на пол он постелил грубое белое одеяло. Один уголок прижимала маленькая чашка с сажей. Рядом лежали две палочки. Одна напоминала обычный деревянный штырь. Вторая, около фута длиной, – тонкая, с изогнутым кончиком, немного похожая на узкий, миниатюрный скребок.

– Вот этим? – Мой голос дрогнул. Я прокашлялась и затем спросила спокойным тоном: – Вот этой штукой будешь делать тату?

– Да, – ответил Тэйн. – Я сам ее смастерил. Присаживайся.

Он указал на одеяло, и я, подобрав юбки, присела. На мгновение подумалось, что в другой жизни и в другое время это было бы пусть глупым, но весьма романтичным приключением. Полночное свидание на заброшенном маяке приемной дочери пастора и молодого гарпунщика, чье тело сплошь покрыто татуировками! Почти как в дешевых бульварных романах! С минуту Тэйн внимательно смотрел на меня, пока я пыталась подавить приступы тревоги и беспокойства.