Кендалл Калпер - Соль и шторм

Бабушка редко вспоминала отца моей матери, а я не любопытствовала. Если она и тосковала по нему, то тщательно это скрывала. А мне говорила, что толком не знала его, и вообще, история их короткого романа – совсем не для ушей маленькой девочки. «Он был как призрак», – сказала она однажды. Я и не спрашивала, просто бабушка неожиданно отвлеклась от своей работы и, глядя в окно, с грустью произнесла: «Он пронесся по моей жизни, словно призрак, а когда ушел, у меня родилась твоя мать…»

Но Тэйн не был призраком, как мой дед, или чудовищем, как отец. Он был настоящим, теплым и добрым. И я хотела его. Я хотела его так же сильно, как хочу вернуться к бабушке. И нуждалась в нем, как нуждаюсь в воздухе. Пусть ведьмы Роу никогда не делили кров с мужчинами. Возможно, я стану первой.

Город спал в темноте и тишине. Я шла боковыми улочками, обходя стороной оживленные места: паб, доки, меблированные комнаты. Старалась держаться ближе к центру, к деловой части города, так как все конторы и магазины уже закрылись. Правда, некоторые хозяева жили вместе с семьями прямо над своими лавками, и хотя наверняка все уже крепко спали, следовало идти осторожно, бесшумно, подняв капюшон и пряча лицо в тени. Ведь всем известно, что мать назначила вознаграждение на тот случай, если кто-то вдруг поймает меня в неположенном месте в неположенное время и приведет домой. Поэтому, когда я завернула за угол и чуть не налетела на Билли Мэси, то резко отпрыгнула в сторону и выставила кулаки. Билли родился на острове и занимался тем, что торговал канатами и веревками собственного изготовления.

– Только подойди ко мне, Мэси! – пригрозила я, отступая назад. – И я… я…

Билли Мэси, шести с лишним футов ростом и около трехсот фунтов весом, мог бы прихлопнуть меня как муху.

– О! – Билли вздернул кверху обе руки. – Ну и что дальше?

Я замешкалась.

– Поздновато для тебя. Почему не в постели? Куда ты так торопишься?

– Никуда, – ответила я, держа кулаки перед собой.

– Никак собралась сбежать к бабушке? – Билли подошел поближе, я приготовилась отскочить, но его широкое лицо вдруг расплылось в улыбке. – Самое время, если хочешь знать мое мнение.

Взглянув на выражение моего лица, он рассмеялся.

– Ты что же, думаешь, я сейчас закину тебя, визжащую как поросенок, на плечо и побегу к твоей матери? Можешь мне поверить, я никому и слова не скажу. Что бы твоя мать со мной ни сделала, все равно нет ничего хуже, чем жить впроголодь и ждать, когда, наконец, ты станешь ведьмой острова и будешь делать то, что должна.

Я уставилась на него, ушам своим не веря.

– Ты не боишься моей матери?

– Конечно, боюсь! – хмыкнул Мэси. – Она все кишки из меня вытянет, если узнает, что я тебя видел и не привел. Хоть она и прибилась к знати, но магию вовсе не бросила. Но я так считаю, чему быть, того не миновать, да и в доках все знают – тебе не место в этом городе. И потом, я же ничего дурного не сделал? И к побегу твоему я не причастен, так ведь? Я просто буду держать язык за зубами. Жену пастора сложно найти – все эти большие дома так похожи, а я всегда плутал в том районе. – Он ухмыльнулся, а затем наклонился и прошептал: – Беги, Эвери! И не оглядывайся.

Улыбаясь, он развернулся и пошел в сторону паба, насвистывая какую-то мелодию.

С трудом осознавая, что произошло, я смотрела ему вслед. Они все ждали меня. Надеялись. Они знали, что я – их единственный шанс. Тепло разлилось по всему телу до самых кончиков пальцев! И я припустила с новой силой.

Тэйн ждал меня на выезде из города, с незажженным фонарем в руке. Воротник его куртки был поднят, словно он тоже хотел скрыть лицо в тени. Увидев меня, Тэйн улыбнулся. Я подбежала к нему, схватила за руки и с удивлением обнаружила, что, касаясь его, больше не ощущаю ни резких толчков, ни даже вибрации, как бывало прежде. Зато магия моего тату потянулась к нему навстречу, точно узнав в нем «своего». Я с радостью обняла Тэйна за шею, лицом уткнулась в воротник, с наслаждением вдыхая его запах. Он ласково запустил руки мне в волосы, и сердце от радости чуть не выскочило из груди. Я вспыхнула, когда он приподнял мой подбородок и поцеловал в губы. Каким же он был нежным, мягким и сильным! Он не отрывал своих губ от моих, будто не мог напиться. Я прикрыла глаза, и кровь в венах вскипала пузырьками от счастья.

– Я так по тебе соскучился, – признался он и притянул меня к груди.

Он целовал мой лоб, веки, лицо. Его дыхание щекотало, обжигало. Мне казалось, что там, где он касался губами, кожа просто искрилась от напряжения. Я вся дрожала.

– Готова? – прошептал Тэйн, улыбаясь. – Всего один шаг – и мы уйдем из Нью-Бишопа.

Дыхание перехватило – слишком уж я взволновалась! Тэйн протянул руку. Наши пальцы переплелись. Пора было идти.

Оставив позади огни Нью-Бишопа, мы шагнули в темноту.

Когда мы отошли довольно далеко к югу от города, Тэйн зажег фонарь. Дорожка, покрытая травой, сворачивала к пляжу. Под шелест волн мы шли вдоль полосы прибоя. Соленые морские брызги охлаждали пылающие щеки. Мои черные густые волосы от влаги завились кольцами. Вряд ли кто-нибудь заходил так далеко. Пляж здесь казался необитаемым, а песок покрылся намытой дождем и овеянной ветром тонкой корочкой. За нами тянулись четкие отпечатки следов, но беспокоиться было не о чем – к утру их смоет прилив.

– Не волнуйся, – сказал Тэйн. – Нас никто не преследует.

Я оглянулась. Темный силуэт города едва угадывался на фоне бледного неба. Да, Тэйн был прав – мы сделали это! Я вырвалась от матери, но все равно никак не могла избавиться от страха, что она догонит меня и утащит обратно.

– Отвлеки меня, – попросила я и сжала зубы, чтобы те не клацали от холодного бриза и нервного напряжения.

– Например? – улыбнулся Тэйн, и пальцами пробежался по моим ребрам.

Я уклонилась и поймала его руку.

– Не знаю, – покачала головой. Почему-то уверенность Тэйна и его смех заставляли меня нервничать сильнее. – Расскажи что-нибудь. Какую-нибудь занятную историю. Мне нравится слушать.

– Тебе? – изумился Тэйн. – Да ты пяти минут высидеть не можешь, когда я пересказываю сны.

– Сны – это другое. – Я отбросила со лба мокрые волосы. – Маленькой я, бывало, обожала истории бабушкиных посетителей. Можно было узнать обо всем – о них самих, о вещах, которые их пугали, или о делах, которые они совершили.

Мой голос зазвучал тише, когда я вспомнила приходивших к бабушке женщин. Многие из них были замужними. Сухие и изможденные с виду, они до дрожи мечтали о молодых широкоплечих докерах. Респектабельные капитаны с любовью и грустью вспоминали своих смуглых, голубоглазых внебрачных детишек, которых где-то далеко, в тропических лесах, баюкали их матери. Нередко за столом у бабушки говорили про утопленников. Описывали, какими разбухшими и обезображенными находили их тела.