Роберт Л. Андерсон - Страна снов

– Полиция их не поймала? – спросила Деа.

Коннор покачал головой.

– Я же лиц не видел, – произнес он прерывающимся голосом, будто его что-то душило.

Катание закончилось, ноги коснулись помоста. Два прыщавых подростка подбежали поднять поручень кабинки. Встав, Деа некоторое время не могла сориентироваться: она вдруг растерялась среди жужжания и гула аттракционов, запахов попкорна и хот-догов и разноголосых криков, как в джунглях.

Коннор не отпускал ее руку. Между ними что-то изменилось, но Деа не знала, к лучшему или к худшему.

Когда они подошли к его машине, начался дождь. Коннор включил отопление, и Деа сидела под горячим дуновением, шевелившим волосы на затылке и щекотавшим шею, желая что-нибудь сделать или сказать. Она устала, еще не отошла от шока. Домой не хотелось. Как же она теперь переедет и бросит Коннора? Она должна заботиться о нем и защищать.

Не проехали и половины пути, как начался настоящий потоп: свет от фар дробился на миллионы осколков, по крыше и стеклам будто лупили кулаками. По лобовому стеклу вода текла буквально слоем. Порывы ветра швыряли машину по шоссе, и временами чувствовалось, что «тахо» буквально плывет по асфальту. Такие грозы в Индиане не редкость – налетают быстро и неожиданно.

Ехать дальше было опасно – грузовые фуры возникали из непроглядной темноты, оказавшись почти над «тахо», и с ветром проносились, неистово сигналя. Завидев придорожный «Макдоналдс», Коннор свернул и остановился на неосвещенном пятачке между двумя фонарями. Не успела Деа его удержать, как он выскочил под дождь и побежал ко входу, прикрывая голову руками. Из-под ног летели струи воды. Возвращаясь, он нес на руках свернутую куртку, как ребенка. Дверца открылась, и в салон вплыл запах жира, мяса и вкусных жареных лакомств, напоминавший детство. Деа вспомнила, что они давно не ели и она умирает с голоду.

– Для вас, мэм. – Коннор развернул куртку, в которой оказался бумажный пакет, чуть-чуть забрызганный дождевой водой. Зато футболку можно было выжимать: мокрая ткань прилипла к телу, обрисовав ключицы и рельефные мышцы. Для Деа Коннор взял двойной чизбургер, помня, что она любит их больше всего, и колу. Жареную картошку ели вместе, всякий раз сталкивались пальцами, когда ныряли за новым ломтиком. Слабый запах стирального порошка и чистого хлопка от футболки Коннора смешивался с неистребимыми ароматами фастфуда. Это успокаивало, словно в машине остался островок реального мира, смытого ливнем.

– Спасибо, что выслушала, – сказал он. – Извини за то, как я… В общем, извини.

– Ты меня тоже извини. – Деа доела картошку, и от сытости и тепла ее разморило. – Не надо было мне начинать этот разговор.

– Я даже рад, что ты спросила. – Коннор смотрел себе под ноги. – Мне стало легче, когда я выговорился. Я уже думал тебе все рассказать, но… мне нравилось, что ты не знаешь. – Он повернулся: – Это стало моей жизнью, повсюду за мной таскается. Понимаешь, каково это?

– Да, – ответила Деа. Куда бы они с матерью ни уехали, как бы далеко ни убежали, от себя не скроешься, не спрячешься от своих негодных тел и дефективных сердец, от потребности ходить в чужие сны. Это проклятье тенью следует за ними.

– Деа? – позвал Коннор, чуть улыбаясь.

– Что?

Он подался ближе и взял ее за руку:

– Ты мне тоже нравишься.

Деа пронзило болью – неужели мать все-таки станет настаивать на переезде? Что Деа может сделать? Где станет жить? Она отогнала эту мысль.

– Зацени-ка, – Коннор перегнулся через нее. На мгновение его грудь оказалась в дюйме от ее губ, и Деа захотелось поцеловать его между ключицами, но сиденье с жужжанием поехало назад, и через пару секунд она уже смотрела в потолок. Свое кресло Коннор тоже опустил, и они лежали рядом, разделенные консолью, под неумолчный шум дождя, словно биение огромного сердца.

Они долго лежали под дуновением теплого воздуха, взявшись за руки и переплетя пальцы. Снаружи бушевал потоп. В какой-то момент Деа поняла, что Коннор заснул, и хотела разбудить его, но она и сама балансировала между бодрствованием и дремой. Деа отпустила себя, и тьма сомкнулась над ней.

Она вошла в сон Коннора без всякого усилия и обрадовалась, что оказалась не в Чикаго, а в другом, фантастическом, месте, где равнины Индианы сочетались с территорией какого-то завода. Через бетон пробивалась трава, дым из заводских труб размазывался по горизонту. В центре двора Коннор и еще шестеро мальчишек играли в «али-бабу», только вот их руки были в наручниках и одеты они оказались в тюремные робы, ярко-оранжевые на фоне монотонно-серого неба.

Деа уговаривала себя уйти, оставить Коннора в покое, но бетон начал пожирать траву, расплываясь, как чернильное пятно, от одного края поля к другому. Игроки замерли, потемнели и удлинились, превратившись в телеграфные столбы и уличные фонари. Заводские корпуса разделились и вытянулись, взмыв в небо огромными кулаками. Повалил снег, и ветер понесся по хорошо знакомой чикагской улице.

Этот сон был отчетливее, подробнее, четче и логичнее. Гастроном с мигающей рождественской гирляндой и вывеской «Лото» был полон товаров, правда, за кассой никто не стоял. Откуда-то издалека слышалось: «Тихая ночь, святая ночь».

Коннор вспоминал сегодня лучше и подробнее – разговор с Деа оживил в памяти детали. Деа сознавала, что видит его сон настолько живо и ярко, потому что они лежат рядом и между ними нет преград, сверхконструкций, вмешательства психики.

Посередине улицы медленно ехала машина – толстые конусы света прорезали падающий снег. Деа ощутила неприятную скованность, как под посторонним взглядом. Сон едва ощутимо менялся – стало холоднее и сумрачнее. Приближаются существа без лиц. Окна квартиры Коннора были темными.

Она обошла дом. От переулка парковку и мусорные баки отделял сетчатый забор, через который Деа легко перескочила. Под ногами заскрипел снег. Деа еще не случалось бывать в таком реальном сне. В ней росли страх и настороженность.

Можно ли умереть в чужом сне? Умереть по-настоящему?

Она так и не спросила у Мириам.

По задней стене дома Коннора шла деревянная лестница вроде той, какая была и у них с матерью в Чикаго. Деа пошла наверх. Снег заглушал шаги. Перила были ледяными, и она не вынимала руки из карманов.

На четвертом этаже было темно – лампочка выкручена. Мешок с мусором выставлен за дверь, гладкая черная поверхность полузасыпана снегом. Деа открыла сетчатый экран и подергала ручку. Заперто. Ей понадобится ключ.

Она никогда особо не задумывалась о текучей природе снов, разве что складывала птиц-вестников, когда требовалось найти выход. Основное правило хождения в сны – невмешательство: Деа знала, что сны меняются, реагируя на самые незначительные изменения, как вода пробивается вокруг булыжника. Поэтому важно ничего не менять, предупреждала Мириам.