Вирджиния Морелл - Эти удивительные животные. Самые неожиданные факты о братьях наших… разумных

Сначала Гудолл «не могла даже говорить о том, что у шимпанзе есть ум, потому что у них его нет». Она высказала эту шутку на конференции, состоявшейся в зоопарке Линкольн-Парк в 2007 году, которая, по иронии судьбы, называлась «Разум шимпанзе». В то время большинство западных ученых считали, что у всех животных, за исключением человека, ума нет. И хотя тогда доминировал строгий бихевиоризм, Гудолл, за плечами которой было всего несколько месяцев обучения в университете, была абсолютно незнакома с этой концепцией и поэтому нарушила все правила. Она дала шимпанзе имена, писала о них как о личностях с ярко выраженной индивидуальностью и отличала самцов от самок, а молодых от старых. Вместо того чтобы рассматривать их как общую массу, класс «шимпанзе», или использовать, говоря об одном примате, личное местоимение «оно», Гудолл использовала местоимения он и она , отмечая при этом, что самцы и самки животных вели себя по-разному и имели различные интересы и роль в жизни своего общества. Она собирала данные (остальные ученые сначала их считали забавными историями) о том, что и где ели шимпанзе, за кем они ухаживали, с кем сражались, занимались сексом, как они играли, заботились о своих детях, патрулировали свои территории, охотились и убивали обезьян и речных свиней.

Гудолл хотела понять, как живут шимпанзе в своей естественной среде обитания, и уже в самом начале исследования она приписывала им эмоции и разум, необходимые для принятия решений. Она не понимала, насколько революционным окажется ее подход, пока не представила свои первые научные работы. Но Гудолл продолжала свои исследования, позволяя своим работам говорить самим за себя, благодаря чему с каждым ее новым открытием преобладающее убеждение, что только люди способны мыслить, ослабевало.

Одно из величайших открытий Гудолл произошло всего через четыре месяца после ее приезда в Гомбе, когда она наблюдала, как ее любимый шимпанзе, которого она назвала Седобородый Дэвид, «аккуратно засовывал длинную травинку в отверстие в термитнике… Было очевидно, что он использовал травинку как инструмент». Чтобы проверить свою догадку, Гудолл повторила его действия. После того как Дэвид ушел с холма, она засунула один из стеблей, которые он выбросил, в термитник, затем медленно вытащила его и обнаружила на его конце личинки термитов. Позднее Гудолл узнала, как шимпанзе обрабатывают ветки и стебли, обрывая с них листья, чтобы сделать из них подходящие орудия для выуживания термитов или муравьев. В своей книге «В тени человека» она написала, что ее пример был «первым задокументированным примером того, что дикое животное не просто использует предмет в качестве орудия, но действительно изменяет его в соответствии со своими нуждами, демонстрируя тем самым зачатки изготовления орудий».

Открытие Гудолл привело в восторг Луиса Лики, который объявил о нем на пресс-конференции Национального географического общества в 1964 году и впервые высказал предположение, что ученым необходимо пересмотреть определение человеческого рода Homo . Предыдущее определение, сказал он, описывает Homo как существо, способное изготавливать орудия «в соответствии с рабочим назначением». Но теперь, когда Гудолл стала свидетелем того, что шимпанзе делают то же самое, Лики сказал, что требуется «новое определение человека», которое было бы «намного сложнее». Он добавил: «Мы решили, что должны исключить шимпанзе из Организации Объединенных Наций».

В том же году Гудолл опубликовала в журнале Nature статью о том, что «шимпанзе используют орудия труда». С тех пор были документально зафиксированы многочисленные проявления других схожих поведенческих и психических черт у людей и шимпанзе. И теперь ученые больше переживают об этических проблемах, связанных с использованием шимпанзе в медицинских исследованиях, вместо того, чтобы придумывать новое определение, которое отделит нас от них [35]. Они беспокоятся о том, как лучше сохранить те небольшие популяции шимпанзе, которые еще остались в дикой природе.

Гудолл также выяснила, что шимпанзе делятся на различные психологические типы, которые влияют на их успех в жизни: они создают культуры, ведут войны и проявляют проницательность в социальных условиях. Они оплакивают своих мертвых собратьев, устраивают перевороты, проявляют сострадание по отношению к больным шимпанзе или калекам, и к тому же им свойственна теория разума, то есть они понимают, что другой индивидуум знает или о чем он думает. Короче говоря, они «демонстрируют разумное поведение того же рода, что и у человека», как заключил психолог Вольфганг Келер в 1925 году, «тип поведения, которое обычно рассматривают как специфически человеческое». Всей науке, чтобы прийти к такому же выводу, потребовалось еще почти сто лет изучать шимпанзе в дикой природе и в лабораториях, не считая того, что для некоторых ученых этот вопрос до сих пор остается предметом жарких и непрекращающихся дебатов.

Ученые вовсе не считают шимпанзе маленькими людьми в шубах, как их часто изображали художники викторианской эпохи. Они шимпанзе, и у них есть разум, который такие исследователи, как Росс и Лонсдорф, хотят понять больше всего на свете.

Когда я снова присоединилась к Россу после обеда, мы спустились на лифте в подвал центра, чтобы посмотреть, как шимпанзе и гориллы проходят тесты на сенсорных экранах.

Если помещение для обезьян наверху напоминало участки леса, то подвал был похож на котельную. Пол и стены были сделаны из бетона, и помещение освещалось люминесцентными лампами, которые размещались на потолке, рядом с трубами центрального отопления. Обезьяны сидели в стальных клетках.

Мы прибыли как раз тогда, когда Джилл Мойс, тренер горилл, вела их в эту преисподнюю. Она была одета в стандартную униформу зоопарка: брюки цвета хаки, зеленую футболку и резиновые сапоги, а ее темные волосы были собраны в конский хвост. Мойс и Кэтрин Вагнер, стажер, ждали, пока гориллы спустятся вниз по лестнице, которая связывала подвал с их помещением наверху. Вагнер в надетом поверх свитера и джинсов белом халате собиралась снимать на видеокамеру этот тест.

– Давай, Кван! – позвала Мойс, глядя на лестницу, по которой спускался доминантный самец группы.

Нам же она сказала:

– Не смотрите на него. Опустите глаза.

Семья Квана состояла из четырех горилл – трех самок и одного трехлетнего детеныша.

– Они все идут туда, куда их ведет Кван, – сказала Мойс.

Для доминирующего самца прямой взгляд означает угрозу, и, если я нарушу правило, он может броситься на прутья клетки и пораниться. Но мне и не нужно было видеть Квана и его семейство. Я сразу почувствовала их едкий запах, резкий и мускусный, который наполнил комнату, когда гориллы вошли в подвал.