Вирджиния Морелл - Эти удивительные животные. Самые неожиданные факты о братьях наших… разумных

– Я прочитал ее от корки до корки, – рассказывал Фрэнкс. – И после этого уже не мог себе представить, что буду изучать что-либо другое. У меня не было выбора. Муравьи стали смыслом моей жизни.

Когда я познакомилась с Фрэнксом в 2008 году, он подсчитал, что профессионально занимается изучением муравьев уже более тридцати лет.

Некоторых исследователей муравьев интересует каждый вид муравьев и каждая его разновидность, и они тратят на это все годы своей карьеры, пытаясь узнать как можно больше о 12 500 видах, которые на сегодня известны. Также они пытаются описать и составить каталоги оставшихся 11 000 видов, о которых не так много известно или неизвестно вообще. Но Фрэнкс решил сосредоточиться всего на нескольких видах. Чтобы написать докторскую диссертацию, он провел два года в Панаме, изучая поведение бродячих муравьев во время добывания пищи, и столкнулся с проблемами при проведении экспериментов в условиях дикой природы, когда слишком умные коати (енотовидные плотоядные животные) регулярно разрушали и съедали его тщательно созданные установки для муравьев.

Наконец, в 1980-х годах Фрэнкс, чтобы исследовать, как отдельные муравьи образуют колонии, остановил свой выбор на скалистых муравьях, поскольку считал их идеальным объектом для изучения этого вопроса. Ведь теперь все свои эксперименты он мог проводить в лаборатории, потому что колонии скалистых муравьев были небольшого размера, а их гнезда, созданные в расщелине скалы, легко было имитировать с помощью осколков стекла и кусочков картона.

С тех пор Фрэнкс каждый год собирает по нескольку колоний муравьев с помощью так называемого «пылесоса» – устройства, которое энтомологи используют для всасывания насекомых в стеклянную колбу через резиновую трубку. «Мы собираем муравьев рано утром, до того, как они начинают просыпаться, поэтому нам удается собрать целые колонии», – рассказывает ученый.

Своих крошечных пленных Фрэнкс приносит в лабораторию. На двери висит небольшая белая прямоугольная табличка, на которой черными буквами написано: «Муравьиная лаборатория». Само помещение очень похоже на пещеру с высоким сводчатым потолком и длинными черными столами с раковинами – как в химической лаборатории, каковой она изначально и была. Звуки здесь разлетаются громким эхом, вот только в муравьиной лаборатории было тихо, как в библиотеке. За столами четыре аспиранта Фрэнкса (три молодые девушки и один юноша) заносили данные о муравьях в свои компьютеры. Фрэнкс представил меня, но студенты едва подняли глаза и снова склонились над своими проектами. Между студентами и их экспериментальными установками на столе размещались десятки чашек Петри размером с футляр для СD. В каждой из них находился свой отдельный мир, состоящий из домика, сделанного из стекла и картона, и колонии из приблизительно двухсот особей муравьев.

– У меня здесь все муравьиное сообщество в полном составе, – сказал Фрэнкс, показывая на содержимое каждой чашки Петри. Он замолчал на секунду, чтобы я смогла осознать этот факт. – Если вы изучаете обезьян или птиц в лаборатории, – добавил он, – у вас есть только часть их популяции. У вас нет всех , каждого индивида их сообщества.

Как правило, только биологи, изучающие животных в дикой природе, имеют возможность наблюдать за целыми сообществами, хотя исследователи сделали много открытий, наблюдая за колониями птиц, рыб, шимпанзе и других видов, живущих в неволе. Тем не менее неважно, где проводят исследования – в дикой природе или в лаборатории. Знания о каждой особи являются ключом к разгадке и пониманию, как и почему животные ведут себя так, как они себя ведут. Нам сложно отличить животных друг от друга, но ученые выявили индивидуальные особенности, уникальные для каждой особи. Каждый африканский лев, например, имеет свою собственную структуру пятен на морде, нижняя часть хвоста горбатого кита имеет уникальную черно-белую окраску, а слонов можно идентифицировать по дырам и надрывам на краях ушей.

У муравьев же нет таких очевидных отличительных признаков, хотя ученые утверждают, что некоторые виды муравьев способны распознавать представителей своего вида.

– Химические запахи – феромоны – муравьи используют для взаимодействия друг с другом, – пояснил Фрэнкс. С помощью рецепторов обоняния на усиках они могут определить, является ли другой муравей другом или врагом, оповестить о нападении, позвать новичков, а также рассказать о добыче. А еще запах помогает им помечать свою территорию: слегка касаясь брюшком земли и выделяя из желез феромоны, муравьи оставляют при этом след для своих сестер.

Небольшое примечание для читателей: в колонии муравьев, как правило, рабочие муравьи – это самки, и все они дочери королевы. Работа последней – размножение. Поэтому, вместо того чтобы размножаться, рабочие самки кормят свою королеву и помогают воспитывать ее потомство. Королева также производит на свет крылатых самцов – дронов, но они никогда не работают. О них также заботятся рабочие самки до начала нового сезона спаривания, когда те улетают. Они потом спариваются с крылатой королевой, которая хранит сперму одного или нескольких самцов в своем репродуктивном тракте, а затем находит подходящее место для создания новой колонии. Там она сбрасывает крылья и начинает откладывать яйца, которые вскоре превращаются в рабочих самок. (Самцы умирают вскоре после спаривания.) Большинство видов муравьев не распознают оставленный ими пахучий след как свой собственный, однако скалистые муравьи по неясным пока нам причинам могут отличить свои пахучие метки от запаха своих собратьев.

Конечно, мы не можем услышать их запахи и, когда смотрим на колонию, просто видим муравьев, которые выглядят абсолютно одинаково. Муравьи такого размера, как те, с которыми работает Фрэнкс, кажутся на первый взгляд не более чем спешащими куда-то коричневыми знаками препинания. Фрэнкс решил наделить их индивидуальностью, раскрасив их головы, грудные клетки и брюшко в разные цвета. «Это довольно трудоемкий процесс, – признался он. – И у меня обычно уходит десять часов, чтобы разрисовать всю колонию». Он сделал паузу, думая о множестве еще не раскрашенных колоний, которые стояли на столах в лаборатории. «На самом деле это ужасная работа, – покачал головой Фрэнкс, когда я спросила его, сколько всего муравьев он раскрасил на протяжении всех этих лет. – Их было слишком много». И хотя его ученики теперь взвалили на свои плечи большую часть этой работы, Фрэнкс иногда все же раскрашивает некоторые колонии.

Позже утром он показал мне, как надо раскрашивать муравья. Он взял щипцы из нержавеющей стали, которые были очень тонкими и гибкими, чтобы не поранить муравьев, затем осторожно поднял одного, взяв его чуть ниже грудной клетки. Он ловко засунул его голову в узкую щель в кусочке поролона, помещенного под микроскопом. Чтобы муравей не извивался, подул на него двуокисью углерода, который на время его усыпил, а затем тоненькой кисточкой размером в человеческую ресницу нанес крошечную каплю краски на его брюшко. «Мы же не хотим, чтобы краска попала ему в глаза или на усики, – сказал он, – и мы не хотим залить краской все его тело. Нам нужно нанести совсем немного краски. Чтобы у нас получился… восклицательный знак », – уточнил Фрэнкс, дорисовывая.